Борис Акунин - Младенец и черт
Иль песней зальется, —
И жемчугов ряд
Лицо осветят…
На ухабе Симочка ойкнула, качнулась всем телом к шоффэру. Пришлось снова останавливаться и целовать ее.
Так и ехали почти до самой Гатчины: под рев мотора, пение и звонкие поцелуи.
Когда свернули на проселок и сияющий водитель сказал, что осталось совсем недалеко, Симочка прошептала «Жалко». Это ли не счастье?
А еще утром Алеша плакал. Не по-детски, конечно, не навзрыд, но слезы на глазах выступали и голос срывался.
Это когда он провожал Лавра Константиновича на операцию, уже вторую. Первый раз штабс-ротмистра резали еще позавчера, в сельской больнице, но пулю достать не сумели. Нынче же князем должен был заняться профессор Тихомирский, звезда военно-полевой хирургии. Шансы на выживание оценивались невысоко, потому что пуля, разорвавшая офицеру внутренности, была разрывная.
— У нее оболочка при ударе раскрывается. Как лепестки у цветка, — еле слышным голосом объяснил студенту Козловский, скосив воспаленный взгляд на пышный букет, что стоял на тумбочке близ кровати. — …От его превосходительства. Навещал. Руку жал. Даже в лоб лобызал.
Лавр Константинович закусил губу от боли и сделался еще бледнее. Под глазами лежали синие тени, рот ввалился, к локтю была прицеплена резиновая трубка (перед операцией раненому делали переливание крови).
«« ||
»» [148 из
155]