Борис Акунин - Дети луны
Селен всплеснул рукой – за кулисами потусторонним, мертвым зовом засолировала труба. Человек-змея изогнулся на животе, взял себя руками за носки и укатился прочь. Девочка Смерть тоже выкинула трюк: с ловкостью акробатки прошлась по сцене колесом. Из-под сарафана мелькнули стройные, крепкие ноги.
Номер окончился. Дети Луны хлопали стоя, барышни даже взвизгивали.
– Божественно! Браво, Селен! – тонко крикнула Шахова, рупором приложив руки ко рту.
А на вкус Романова, номер был оригинальный, но не более того. Честно говоря, больше всего Алексею понравились ноги танцовщицы – по крайней мере, нечто живое, земное, посюстороннее. Впрочем, как уже было сказано, прапорщик отстал от новейших веяний в искусстве и вообще огрубел чувствами за год военной жизни.
Небрежно покивав публике, поэт спустился в зал и направился к центральному столу. Подставил Алине щеку для поцелуя, устало опустился на стул. Помахал поклоннице, славшей ему издалека воздушные безешки, кивнул другой, отвернулся от третьей.
Алексей рассматривал любимца дев прищуренными глазами. Раз господин Селен близок с Шаховой, значит, он заслуживает сугубого внимания. Выходит, стол резервирован не для Алины, а для поэта?
– Я в изнеможении, – пожаловался певец смерти, подставляя лоб, чтобы Шахова вытерла пот. – Как я выступал?
– Божественно, – повторила она, но уже без восторга, а словно машинально. – Как всегда.
Странно, но ее взгляд по-прежнему кого-то высматривал, всё шарил по залу. Быть может, она ждала так нетерпеливо вовсе не Селена?
– Ненавижу слово "всегда". От него веет безысходностью. – Поэт оттолкнул ее руку и воззрился на Романова, словно на муху или таракана. – Господи, это еще кто? Ты ведь знаешь, я не выношу чужих!
«« ||
»» [29 из
109]