Борис Акунин - Дети луны
Впереди, показывая путь, бежала Люба. За ней семимильными шагами громыхал огромный Мефистофель, на его правом кулачище сверкал шипами стальной кастет. Далее с воинственными криками поспешала целая толпа мертвецов, привидений, исчадий ада. Всякий нормальный налетчик, узрев этакую страсть, закрестился бы и навсегда отрекся от своего грешного ремесла.
Но бандитов на месте преступления уже не было, они растаяли в том же ночном тумане, что их породил.
Под фонарем, стуча зубами не столько от холода, сколько от нервов, стоял раздетый донага Селен. Из туалета на нем осталась лишь висельная веревка вокруг шеи.
– По. Мо. Ги. Те, – раздельно, в четыре слова сказал поэт и заплакал.
Темная подворотня. В ней совсем ничего нельзя было бы разглядеть, если б из двора не просачивался слабый электрический свет – там над подъездом горит лампочка.
Запах кошек. И еще дорогого табака. Это бедно одетый человек, нетерпеливо прохаживающийся взад-вперед, курит папиросы "Люкс". Достал из кармана часы с фосфоресцирующими стрелками. Вздохнул.
На улице послышался звук торопливых шагов, в подворотню вошла целая группа людей очень подозрительной наружности. Мирный обыватель, столкнувшись с такой компанией в темной подворотне, напугался бы, но курильщик, наоборот, обрадовался.
– Ну что, братья-разбойники? Докладывай, Саранцев. Можешь закурить и докладывай.
– Благодарствуйте, ваше благородие. – Невысокий, плотный Саранцев зажег папиросу. Блеснул железный зуб. – Похвастать нечем. Виноват. Вели от выхода троих, согласно описанию. Я обрадовался: все вместе, удобно потрошить. Только рано радовался. Актерка удрала, это б еще полбеды. Плохо, что вертлявый по стене, как таракан, ушел, не догнали. Здорово дерется, сволочь. Взяли только патлатого. С него сняли всё, даже подштанники. – Старший филер обернулся. – Давай барахло!
Разложили добычу прямо на камнях, стали осматривать и ощупывать, светя в три фонарика. Ротмистр Козловский заглядывал сверху.
«« ||
»» [54 из
109]