Борис Акунин - Гром победы, раздавайся!
Тот послушно раскрыл рот, высунул обрубок языка.
– Потому и Нiмец, что немой, – объяснил Слива то, что не успел дорассказать возле петренковой хаты. – Он мне разбойничьи схроны выдал, а напарники евоные, братья Стапчуки, его за то поймали, связали и язык оттяпали. У них, контрабандеров, порядок такой – кто страже лишнее наболтал, язык отрезать.
– Пусть закроет, – попросил Алексей, содрогнувшись. – Ишь, бедолага.
Он был растерян. Собирался задать крестьянину кое-какие вопросы, уже и перечень мысленно составил, как его подловить. А спрашивать, выходит, невозможно. То-то Нимец и у Петренко сидел, помалкивал. Идеальное, между прочим, увечье для связного.
Унтер оскалился:
– Вы его, ваше благородие, шибко не жалейте. Нимец у нас волчина зубастый. Братьев-то этих, Стапчуков, после нашли порубленными. Вот таким примерно топориком, что у него на поясе висит. Твоя работа?
Контрабандист замычал, помотал головой.
– Мы шибко-то не дознавались, – хохотнул Слива. – Двумя крысюками меньше – наша работа легшее. Чего у тебя в баклаге, Нимец? Самогонка? За это по нынешнему времени знаешь чего?
Тот снова замычал, стал отцеплять флягу.
– Кузин, глотни-ка. Я брезговаю.
«« ||
»» [57 из
142]