Григорий Панченко - Наш мир - Тюрьма ЧУЖИЕ-III
- Я думаю, она так и не успела прийти в сознание. Это была легкая смерть, мгновенная и безболезненная. Если смерть вообще бывает легкой... - врач замолчал. Он каким-то шестым чувством вдруг ощутил, что эта женщина знает о жизни и смерти много больше, чем он сам, хотя ему и не раз случалось видеть гибель. - Мне очень жаль, - неловко сказал он, поняв, что попытка утешить не удалась.
Он увидел слезы на глазах женщины, услышал ее шепот: "Прости меня..." и, отступив на шаг, отвернулся, чтобы не видеть, как Рипли склонилась над пустой оболочкой саркофага, словно мать над детским гробиком.
Клеменс ощутил даже некоторое разочарование: ну вот, сейчас она, конечно, разрыдается - обычная женская, бабья реакция. А он уж было думал...
Но рыданий все не было, и врач счел для себя возможным снова бросить взгляд на свою бывшую пациентку. И тут он заметил такое, чего никак не ожидал.
Фигура Рипли была согнута от горя, но уже не горе читалось в ее глазах, а... Что? Кажется, тревога. А может быть, даже не тревога, а готовность к смертельной схватке. И уверенность в том, что этой схватки не избежать.
Клеменс был убежден, что он не ошибается: уж в лицах-то он читать умел. Приходилось ему это делать как в бытность тюремным врачом, так и в течение предшествующих нескольких лет: иначе бы он не выжил.
Сейчас ему не хотелось вспоминать об этих годах, и он усилием воли оттеснил эту мысль, выбросил ее из сознания.
- В чем дело? - спросил он официальным тоном.
Рипли выпрямилась.
- Где, вы сказали, находятся тела?
«« ||
»» [17 из
237]