Бернард Вербер-Империя ангелов
— Я не представляла себе, что нужен весь этот бардак, чтобы рассказывать простые истории, — восклицает Гислэн. — Тут как в лаборатории. Только не говори, что ты используешь эти схемы соборов, эти огрызки пластилина...
Она обращается со мной как с чокнутым и встает на цыпочки, чтобы поцеловать.
Мне хорошо с Гислэн, но нашей паре не хватает измерения, которое позволило бы ей продолжать существование. Мы начинаем скучать. Прошло очарование жизни вместе со взрослым, который ведет себя как ребенок. А главное, она замечает, что занимается трудной и плохо оплачиваемой по сравнению со мной работой.
Дети, за которыми она ухаживает, отнимают у нее много энергии. Они уже настолько травмированы жизнью, что совсем неласковы. Они ведут себя как маленькие брошенные собачонки. Есть дети, которых бьют, дети — жертвы инцеста, эпилептики, астматики... Как может Гислэн бороться с такими тяжелыми судьбами, имея на вооружении только собственную маленькую храбрость? Она поставила перед собой непосильную задачу.
Вечером она рассказывает, как у нее на руках умер ребенок. Она потрясена, а я не знаю, что сделать, чтобы облегчить ее страдания.
— Возможно, тебе нужно сменить работу, — говорю я после того, как она проплакала всю ночь после смерти ребенка, болевшего эпилепсией.
Этих слов мне не простят никогда.
— Легко помогать людям, не видя их, не трогая их, не говоря с ними. Это легко, это удобно, это без риска!
— Но ты же не хочешь сказать, что я должен быть рядом с каждым читателем, готовый тут же обсудить с ним прочитанное?
— Именно так ты и должен бы поступать! Ты выбрал эту работу, чтобы бежать от мира. Закрылся в комнате наедине с компьютером. С кем ты встречаешься? С издателем? С редкими друзьями? Мир — это другое. Ты живешь в вымышленном пространстве, в стерильной несуществующей вселенной, где угодно, лишь бы не расти. Но однажды реальный мир тебя настигнет, мой мир, где есть больные, мучающиеся, в депрессии. Твоими книжонками не поможешь страдающим от нищеты, голода и войн.
«« ||
»» [324 из
407]