Лариса Бортникова - Охотники. Погоня за жужелицей
– Не забудет он… Как же! Обнаглел… Забыл, как у нас на даче объедками столовался! Ох, напишу я на него кому надо, – зашипел Митя зло.
Под «этим» имелся в виду, конечно же, товарищ Бессонов. Он же Евгений Бессонов, и даже господин Бессонов, которого Чадовы знали по Крыму еще до революции совсем другим человеком. Вот только теперь все было иначе. Все не так.
И если прошлого Евгения Бессонова Даша всего лишь недолюбливала и сторонилась, то товарища Бессонова, которым Чадовых «уплотнили» с полгода назад, Даша ненавидела и боялась. Бессонов из желчного, настырного, но все же порядочного человека стал человеком Даше совершенно непонятным и отвратительным. Рабочий литейного завода, родом не то из Саратова, не то из Самары, когда-то случайно появившийся на крымской даче Чадовых и торчавший у них целый месяц, к концу лета внезапно исчез. Нянюра притащила с рынка сплетню, что за попытку покушения на депутата его схватила охранка. Потом забыла про депутата напрочь и выдумала, что Бессонова зарезали цыгане, у которых он выкрал цыганский чудесный амулет. А потом договорилась до того, что Бессонов помер от белокровия в каком-то притоне. Но главное, что Бессонов тогда исчез бесследно. Объявился вновь неожиданно, в августе прошлого года. Прибыл по назначению в московскую «чрезвычайку». И служил там следователем по особо важным делам, по крайней мере так значилось в удостоверении, которое он продемонстрировал Чадовым, подселяясь.
– Вот эту фатеру я возьму, тем более что мне тут все знакомые, – он швырнул армейский «сидор» посреди столовой, прихрамывая на левую ногу, подошел к окну, выглянул наружу, довольно крякнул и, шлепнувшись в последнее оставшееся в квартире после многочисленных «реквизиций» кресло, закурил. – Звать меня, как вы все помните, а может, и позабыли, Бессонов Евгений Федорович. Можно товарищ Бессонов. Человек я сейчас занятой. Прихожу поздно, ухожу рано. Гостей, шум-гам-бардак не терплю… Никогда не терпел. И вам не советую. Время такое. Не гостевое. – Отчего-то очень пристально посмотрел на Лидию Николаевну и повторил: – Не гостевое время.
– Да-да… Разумеется. Рад… Рад снова видеть в добром здравии. Все, как вам будет угодно, Евгений Федорович. Располагайтесь. Кровать мы сейчас вам поставим – в детской есть лишняя. Сейчас. Немедленно… Ванная по коридору прямо. Там же кухня, если вдруг что-то приготовить, – залебезил вдруг дядя Миша, забегал вокруг непрошеного жильца, засуетился. – Мы проживаем здесь абсолютно законно… Вот супруга моя – Лидия Николаевна, сын Дмитрий… Дарья – племянница, если узнали – очень вытянулась девочка. Также Няню… Анна Федотовна – наш друг, товарищ, можно сказать. Вы должны ее помнить.
– Будет мельтешить, товарищ квартировладелец, – широко зевнул, демонстрируя крупные желтые зубы, «гость». – Живете – и живите дальше. Пригляжу, чтобы никого к вам больше не подселяли.
И пока дядя Миша рассыпался в мелких и каких-то причмокивающих благодарностях, пока тетя Лида пыталась вытолкнуть из столовой Нянюру, намеревающуюся немедленно вытащить остатки мебели и содрать с окон шторы, пока Даша с интересом косилась на тяжелую кобуру, которую Бессонов швырнул на этажерку, двое красноармейцев втащили в столовую большой письменный стол, печатную машинку и сейф. Тут же появился телефонист, и уже через два часа аппарат на стене прихожей, молчащий два с половиной года, распугал живущих внутри тараканов яростным трезвоном.
– Тоже можете воспользоваться, коли имеется срочность, – сухо бросил товарищ Бессонов, глядя почему-то на Дашу, хотя в прихожую любоваться на чудо чудное – работающий телефон – выбежали все.
Даша все думала, что же не так с Бессоновым. Сперва думала на красные штаны, кожанку и кобуру, но Бессонов всегда был странен в одежде. Помнится, подвязывал тюбетейку бельевой тесьмой под подбородком. И вел себя всегда дерзко, с вызовом. И в словах не сдерживался. Но теперь эта его дерзость стала совсем иной… «Он как будто нас выше стал», – вдруг сообразила Даша. Там, в Судаке, он хоть и задирался, и ругался на всех, и даже, помнится, зеркало разбил кулаком, но был как будто ниже. Мельче. А теперь – нет. По вечерам товарищ Бессонов взял привычку заходить к Чадовым в гостиную и пить чай. Он резко стучал, почти сразу распахивал дверь. Стоя в проеме, цепким взглядом окидывал всех присутствующих, словно пересчитывал по головам, и лишь тогда входил.
– Присаживайтесь. Как удачно к чаю. Правда, сахара нет у нас… Но есть патока. Лидия Николаевна сегодня достала патоки. Кипяточек с патокой – вкуснейшая вещь. И согревает! – подскакивал дядя Миша. Тащил табурет. Бессонов чинно усаживался, облокачивался о стол и хлюпающими глотками отхлебывал кипяток из фарфоровой чашки – последней из сервиза, что полагался Даше в приданое. Когда сервиз понесли на Хитровку менять на что-нибудь съестное, тетя Лида не выдержала и выхватила прямо из круглой коробки эту чашку. Сервиз ушел барышникам за неполный мешок чечевицы и валенки для Даши… «Сбагрили с рук обесчашенным», – грустно шутил дядя Миша.
«« ||
»» [98 из
135]