Анатолий Брусникин – Девятный Спас
Спорщики не просто приятельствовали с самого младенчества, но еще и были молочными братьями. Митьшина мать скончалась родами, Алёшкина была хвора и тугосися, сама выкормить своего заморыша не могла. А родились трое младенцев чуть не в одну неделю, и у крестьянской жены молока хватило на всех. Было оно густое, здоровое, и даже хилый попович, которого отец поспешил окрестить в первый же день, чтоб не преставился нехристем, всех удивил - выжил.
Пока Митьша с Лёшкой ругались, так что уж начали друг друга за грудки хватать, Илейка думал.
- Погодь, тово-етова, - наконец сказал он, и попович сразу выпустил узорчатый ворот дворянской рубахи, а Митька перестал мять холщовую свитку противника. - Твой единорог чем сражается?
- Рогом. Это разом и копье, и меч!
- Ну так на тебе.
Илейка поднял с земли корягу, приложил Митьше к носу.
- А ты, Лёшка-блошка, тово-етова, на пузо ложись, пресмыкайся, - велел премудрый судия поповичу. - Кусать кусай, хвостом подсекай, а рукам воли не давай. Изловчишься его али меня ужалить - твоя взяла.
Сам же растопырил руки по-медвежьи, ссутулился.
И пошла куча-мала. Ильша был сильнее остальных, и кулаки крепкие, но неповоротлив. Алешка извивался да вертелся - не ухватишь, однако дворянский сын в сапожках, крестьянский в лаптях. Поди-ка, укуси, а приподняться нельзя. Трудней же всех приходилось Мите с его дурацкой корягой, однако сдаваться он не собирался.
Друзья подняли облако пыли чуть не до небес и самозабвенно сражались за победу, всяк на свою повадку. Такие свари и побоища у них случались, считай, каждый день. И было им невдомёк, что эта их игра последняя.
«« ||
»» [4 из
531]