Анатолий Брусникин – Девятный Спас
Поняв, что ключ к Митькиному страху сыскался, Журавлёв захохотал ещё пуще. Любо! Любо!
* * *
А Дмитрий и вправду испугался.
Пока мерзкий уродец грозил ему лютыми казнями, страшно не было. Умирать так умирать - на всё воля Божья. А если Господь перед концом муками испытывает, значит, меньше достанется на том свете за свои грехи страдать. И потом, сам ведь повторял про себя многократно: без Неё всё равно не жизнь, а одно терзание. Ну, значит, так тому и быть. Но это в Мите не античная стойкость говорила, а низменное себялюбие. Только о себе он думал, а о товарищах забыл! Когда вспомнил, то-то сделалось стыдно, горько и страшно.
Они там, под водой, ни о чём не знают, не подозревают. Предупредить их невозможно. Митьшу они наверху оставили, ему доверили свою жизнь, а он их доверие обманул! Убьёт проклятый карла Илью с Алёшей, когда они беззащитные вылезать будут!
И Журавлёв, оскалясь, подтвердил - словно мысли подслушал:
- Дружкам твоим тож конец. Вынимать я их не буду, потому незачем. Пусть ещё бочку-другую добудут. Потом воздух у них закончится, начнут выныривать, тут я их, как утиц, прихлопну.
Он сбегал к кострищу, принёс Алёшины пистоли, положил на доски.
- А потом мы с тобой повечеряем, медленно и вкусно. Я, пожалуй, не с ушей, а с ног начну. Отрежу кусочек - перетяну, чтоб кровя не вытекли. Потом ещё, да ещё. Меньше меня росточком станешь!
Журавлёв продолжал грозиться, однако Митя слушать перестал. Он знал, что надо сделать.
«« ||
»» [515 из
531]