Анатолий Брусникин – Девятный Спас
- Поди-ка, поди, - поманил ректор.
И правда, усадил с собою рядом, обнял за плечо и завел проникновенную речь: про одинокую иноческую долю, про плотский грех с жёнками, который монаху строго-настрого заказан, а вот чтоб инок инока любил - на то прямого запрета нигде нет, и что это издавна так повелось меж мнихами и юными послушниками. В академии это нельзя, ибо наушников и зложелателей много, а ныне безопасно, и, Бог даст, ещё случаи будут.
Рясу ректор снял, но драгоценный крест оставил - опасения ради. Хоть и гетманские палаты, а всё лучше на себе держать. Алёшка, слушая, всё на самоцветы любовался. Очень они красиво искорками играли. Куда ведёт Дамаскин, в толк пока взять не мог. «Это» да «это», а об чём разговор, неясно. Но виду не подавал, согласно кивал.
Вдруг преподобный ни с того ни с сего повалил Лёшку на перину и стал подрясник задирать.
- Пусти, отче! Ты что?! - испугался Алёха, а тот всё лезет, да туда, куда чужому человеку не положено. Умом что ли рехнулся? - Пусти же ты!
Одной рукой он толкнул Дамаскина в лицо, другой уперся в грудь. Рванулся и сумел как-то вывернуться, хоть подрясник затрещал и звякнуло что-то.
- Стой, бесёнок! - зашипел ректор, держась за исцара панную щёку. - Истреблю!
Как бы не так - стой. Алёшка, не помня себя, вылетел за дверь, да со всех ног по галарее. А сзади крик:
- Вор! Держи вора! Наперсный крест покрал!
Кто покрал? Что он врёт?!
«« ||
»» [83 из
531]