Анатолий Брусникин - Герой иного времени
- Мир! Мир! - закричали Тина с Кискисом.
Базиль жестом римского императора поднял кверху большой палец. Мне ничего не оставалось, как ответить на рукопожатие, после чего все зааплодировали.
Вроде бы я должен был чувствовать себя удовлетворенным. И все же глядя на журналиста, который тут же, будто ни в чем не бывало, принялся рассказывать какую-то потешную историю, я отчего-то испытывал смутное подозрение, что он снова надо мной надсмеялся, только неким более изощренным образом.
С того вечера, однако, Граф Нулин сделался со мной безупречно любезен и даже повадился заводить разговоры на разные нешутовские темы. Оказалось, что он очень неглуп и отнюдь не поверхностен. Журналист обладал ценнейшим для беседы качеством: умел задавать вопросы и заинтересованно слушать ответы. Я объяснил это тем, что Лебеда, вероятно, относится к довольно распространенной породе нахалов, которые проникаются уважительным любопытством ко всякому, кто их одернет. Он расспрашивал меня о моих взглядах, моем прошлом, моих нынешних друзьях. Сначала я отвечал неохотно, но человеку, особенно молодому, трудно устоять перед столь искренним любопытством к его особе. Как и Дарью Александровну, Лебеду особенно занимал Никитин. Неудивительно - такова уж была притягательная сила этой личности.
Последнее, что мне осталось рассказать об этом периоде своей серноводской жизни, тоже связано с Олегом Львовичем.
Дня за два до выступления в поход Базиль с обычной своей небрежностью спросил:
- Ты уже покусился на невинность мадемуазель Фигнер?
Я ответил что-то возмущенное.
- Судя по благородству негодования, еще нет, - спокойно заключил он. - Но дело хоть идет к тому? Ты объяснился? Нет? Не может быть! Я видал вас сегодня на бульваре. Ты чтото говорил ей, а она слушала тебя с таким страстным выражением. Уж я в подобных вещах понимаю.
Припомнив, о чем мы с Дашей беседовали, когда мимо на своем иноходце проехал Базиль, я сказал:
«« ||
»» [92 из
229]