Дитер Болен - Nichts als die wahrheit
Я подошёл к шефу: "Дай же ей, наконец, пощёчину, и пусть подымается!" Никто не шевельнулся, а я вошёл в раж: "Да не позволяйте же бабе издеваться над вами! Это же всё игра!"
В маленькой сумочке от Луи-Виттона Нора вечно таскала с собой крошечного вертлявого невротического йоркширского терьера по кличке Черри. Может, его звали как-то иначе, у неё было штук пять этих тявкающих тварей. Если кто не знает, как они выглядят, поясню: таких же таскает за собой повсюду Рудольф Мосгаммер. И в то время как Норочка лежала на полу гаража, а Томас выл, склонясь над ней: "Норочка умирает! Норочка умирает!" - а та как раз слегка приоткрыла один глаз, чтобы посмотреть, какое впечатление производит спектакль, в этот момент терьер выбрался из своей сумочки, взволнованно пища обежал вокруг Норочки и насрал подле её головы.
А я: "Эй, вы что здесь, больные все, что позволяете бабе водить себя за нос? Пусть заканчивает спектакль! Что это за глупости?"
В конце концов, Энди, мой приятель, отнёс даму наверх, в её комнату, пришлось ему ещё и помочь, так как Норочка оказалась тяжеловата.
На тот самый вечер в отеле была запланирована конференция фирмы звукозаписи. 500 приглашённых, должны были приехать музыканты и зарубежные партнёры. Возвели золочёный помост, было задумано вручить нам в честь сенсационного успеха "You're My Heart, You're My Soul" кроссовку и лаковую туфлю. Томас всё ещё сидел у постели Норы, держал её за руку и отказывался покинуть её. Итак, я один вышел к пятистам гостям и сказал: "Гм, ну да, итак... Пусть вас не удивляет, что Томаса с нами нет. Малыш простудился на съёмках, ему сейчас совсем худо... К тому же, нам завтра лететь во Францию... и ещё... Мне очень жаль... Но такого толстокожего фрица как я ничто не свалит, потому-то я здесь".
Впоследствии это стало моим обычным ответом: "Томас болен". И если спрашивали журналисты, до которых дошли слухи о наших ссорах, даже тогда я отвечал: "Нет, мы понимаем друг друга отлично, просто Томас заболел".
В Париже, где было распродано 800 000 копий "You're My Heart, You're My Soul" и мы слыли героями, должно было состояться наше выступление в телепередаче "Champs-Elysees", ведущей была сама Дезире Нозбуш. Воскресный вечер, лучшее время, машина телевизионщиков уже вертела во все стороны своими спутниковыми тарелками. В 20 часов 12 минут Норочке разонравилось, что поведёт шоу особа женского пола. Без лишних церемоний она увела своего благоверного.
"Где Ваш коллега?" - по-французски заорал на меня продюсер. Углы его рта покрылись хлопьями пены, как у спортсмена, пробежавшего 700 километров; язычок в глотке беспрестанно дёргался, а кадык ходил вверх-вниз. Я сказал: "Экскьюз-муа, а я-то здесь при чём? Я-то здесь, а мой коллега - это тот, которого нет." В конце концов приплёлся ещё и шеф из фирмы звукозаписи, всё орали невпопад. Я изрёк только: "Поцелуйте меня в задницу!" и тоже ушёл.
Несколько недель спустя нам снова предстояло выступить во Франции, в шоу Мишеля Друкера, своего рода французский Томас Готтшальк. Томас снова отказался, зато на этот раз выдумал благовидный предлог, за это честь и хвала. Но на этот раз я раздобыл дублёра, какого-то парня с длинными чёрными волосами, который умел шевелить губами под фонограмму. У французов он сошёл за Томаса.
Но что-то, кажется, до французов дошло. Ибо когда телепромоутеры нашей фирмы предлагали выступить Modern Talking во Франции, телевизионный босс быстренько отказался: "Non! Non! Merci beaucoup! Нет, спасибо, больше ни за что!"
«« ||
»» [34 из
133]