Дитер Болен - Nichts als die wahrheit
Я отправился в свой номер. В эту ночь мне предстояло быть самым одиноким человеком на земле. В животе начались сумасшедшие боли. Я сидел, скрючившись, как жареная сосиска и беспрерывно думал: "Вся моя карьера! Всё, ради чего я трудился! Всё это разрушено!" В такую ночь, в такой ситуации, когда ты сидишь один на гостиничной кровати, и только телевизор бормочет что-то, всё становится огромным. Твоё горе. Твой страх. Твои сомнения. Я думал: Что же, ты выбросишься сейчас из окна? Погубишь себя? Но, слава Богу, вместе со страхом, сомнениями и горем во мне просыпалась трусливая крыса. Я остался сидеть на кровати и ничего не сделал.
Так дальше и пошло. Мы выступали в какой-то передаче под названием "День для окружающего мир". Томасу предстояло сидеть за белым роялем и играть. На крышке рояля лежала алая роза. За пять минут до начала выступления Нора ворвалась за кулисы, схватила розу с рояля и принялась топтать и мять её, как Обеликс, который до тех пор прыгал по римлянину, пока тот не уходил по уши в землю. "Никто не имеет права дарить моему мужу алые розы".
Малоксан
1987 год. Чтобы быть честным, пригляжусь повнимательней к себе: ведь не только Томас вёл себя как дитя, я тоже был хорош. В этом и состояла наша основная проблема. Я хотел слышать от него постоянно: "Спасибо, спасибо, великий учитель!" Я думал и чувствовал, что Modern Talking - это я. Я, который написал все тексты. Я, который сочинил всю музыку. Я, ответственный за успех. А Томас был моим малышом, он мог стоять рядом со мной на сцене и подпевать, это ему следовало бы ценить. Так сказать, это был мой придаток, который я без спросу накачал деньгами. И ожидал я от него соответствующего поведения: если я приказывал ему, как собаке - "На место!", он должен был идти на своё место. Конечно, это идиотизм.
Томас под влиянием Норы прочно встал на такую позицию: Голос Modern Talking здесь я, и без меня ты никто. А Норочка обожала подлить масла в наш огонь. Она была подобна Нерону: "Гори, Рим, гори!" И только когда оставались одни развалины, эта женщина могла обрести покой.
Мы с Томасом прекратили разговаривать между собой. Как раз в чарты вошёл наш пятый хит "Atlantis is Calling", а Норочка тем временем возомнила себя шефом Modern Talking. Она решала, готова песня или нет. Если Норочка решила, что Америка дерьмо, значит, Америка и есть дерьмо. И тогда я мог говорить, сколько влезет, яркими красками оживляя наше будущее, Томас и на сантиметр не сдвинулся бы без нориного разрешения. Это было всё равно, что участвовать в дерби чистокровных скакунов верхом на корове. Девиз бойскаутов звучит так - "Команда сильна, как самый слабый из её участников", а в нашей команде слабым звеном была Нора.
Мы уже давно не могли снять нормальное видео. Съёмки на практике выглядели так: ассистенты режиссёра бегали по площадке с рупорами у рта и предупреждали: "Идёт Дитер. Томаса просят удалиться". Или наоборот: "Идёт Томас, Дитер должен уйти".
И при этом мы ни разу не повздорили по-настоящему. Промеж нас царило абсолютное безмолвие, мы свято избегали общения. Во время выступлений Томас выходил на сцену слева, а я справа, мы пели три минуты и расходились в разные стороны. Когда записывалась новая пластинка, Томас заходил на минутку в студию в сопровождении Норочки. Он пел свою партию, шестнадцатую песню он допевал уже в пальто, а с последними словами последней строчки обматывал шею шарфом. Через полчаса его и след простыл.
Теперь, когда я оглядываюсь на 16 лет назад, мне всё, конечно, кажется смешным. Но тогда это были для меня серьёзнейшие проблемы на свете. Я страдал, заработал язву желудка и кислую отрыжку, каждый день приходилось поглощать не менее одной упаковки "Малоксана". Я проконсультировался с кучей лекарей, которые сообщили мне то, что я знал и без них: "Господин Болен, Вам нужно отдохнуть. В Вашей жизни слишком много стрессов." А потом меня уговорил Энди, старый ковроторговец: "Послушай, доведи это дело до конца, Дитер! Ты сможешь! Не давай себя подмять!" - звучал его призыв.
Есть такой журналистский трюк, с которым они многого добиваются. Нужно только сказать мне: "Слушай, Томас сказал о тебе то-то и то-то", а Томасу достаточно заявить: "Знаешь, а Дитер о тебе сказал..." и вот мы уже бросались друг на друга, как бойцовые петухи. Как-то мне под большим секретом сообщили, что Томас вообще-то считает меня дерьмом, на что я с готовностью ответил: "Так пусть вставит себе в задницу перо и закукарекает". На следующий день об этом можно было прочесть во всех газетах. Я говорил то, он говорил это. Мы только слушали, что там ещё скажет другой, а журналисты постоянно передавали цитаты. Кроме Норочки и фирмы звукозаписи между нами возникла ещё добрая тысяча адвокатов. Мы с Томасом стали злейшими врагами, не сказав друг другу плохого слова.
«« ||
»» [37 из
133]