Дина Рубина - Белая голубка Кордовы
Не торопясь, вышел из машины, и несколько минут еще производил мелкие вялые движения, как бы долго ища в сумке ключи от квартиры, открывая дверцу, чтобы забрать зонтик, и вновь закидывая его на заднее сиденье, – завтра пригодится, обещали дождь, – и тому подобное, домашнее, неторопливое: человек вернулся домой, основательно посидев в ресторане с другом, наверняка пропустив рюмку-другую, и сейчас только – спать, спать, спать… Тяжелым рыхлым шагом он прошел по дорожке между пухло- стрижеными кустами к парадному, войдя, нажал на кнопку электрического освещения – здесь свет автоматически гас через минуту – экономия электричества, черт их побери, то есть, господь их благослови, – и так же, не торопясь, стал подниматься по лестнице, чтобы в освещенном окне подъезда проплыл его силуэт.
Ты думаешь, идиот, что знаешь мое парадное лучше меня самого? Небольшой фокус заключался в том, что свет в подъезде гас в ту минуту, когда вошедший достигал площадки второго этажа. А на втором этаже располагалась только одна квартира – зубного врача Рашкевича, направо.
Противоположная дверь – слева, – была забита и навеки забыта, поскольку тоже принадлежала Рашкевичу: он объединил две квартиры, одну превратив в зубной кабинет. И вот там-то, возле этой глухой двери, была отличная ниша, в прошлом хозяйственная, для щеток и ведер, а ныне
осиротевшая. Туда Кордовин шмыгнул и замер, выставив из-за угла на вершок дуло малыша-«глока». Третий фокус заключался в дивном, в пошлой золоченой раме, зеркале, которое мадам Рашкевич, погруженная в учение фен-шуй, повесила рядом с дверью – оно должно было отпугивать злых духов, или вот таких круглоголовых кретинов, как этот, который бесшумно поднимался по темной лестнице и, слегка подсвеченный в спину околоподъездным фонарем, отлично – темным силуэтом – отражался в зеркале мадам Рашкевич. …которую, между прочим, тоже звали Шуламитой… – Стоять! – тихо приказал Кордовин из ниши. – Руки! Круглоголовый с тупым стуком выронил портфель и поднял руки двумя скобами.
Вместе с его башкой посередке экспозиция представляла собой букву «ша», проглотившую футбольный мяч. – Не шуми, – добавил Кордовин. – У меня соседи старенькие, все – узники Дахау Ты старых уважаешь? – Уважаю… – пересохшим тенором ответил прилипала. – Это хорошо.
Что в портфеле? Бутерброд или пулемет-граната? – Нет, каталог, – бормотнул сбитый с толку круглоголовый. – Что?! Ты откуда, мудак, свалился?! – Я – за консультацией, – торопливо проговорил тот. – Вам привет от Семен Семеныча… И в ответ на изумленную тишину, чуть повернув голову в сторону ниши, добавил: – От Можара. Глава девятая 1 Можара в мастерскую привел все тот же Игорь Мальков. Сенька Можар был классическим спекулянтом, то есть скупал и перепродавал все, что в руки шло, и все, на что бьи спрос.
На книги спрос был всегда, поэтому Сенька вертелся пропеллером, затевая дела и раскручивая обороты на книжных развалах. Оба книжных рынка раскинулись в районе Гражданки – там, где протекал Муринский ручей и проходила мощная газовая труба. Более близкий и удобный развал назывался ФРГ – фешенебельный район Гражданки.
Второй, за ручьем и трубой – ГДР, Гражданка дальше ручья.
По воскресным дням там густо толпился народ, а книги разложены были повсюду – на газетах, на земле, на принесенных стульях и складных столиках, на самой трубе… И, главное, водилось там все, чего душа пожелает. Можар был обитателем и завсегдатаем обоих развалов; вокруг него уже тогда пасся небольшой отряд пронырливых угрей…
Маленький, тощий в заднице и ногах, но уже с заметным брюшком, Можар – со своей монастырской тонзуркой на темени и бровками домиком, со своим присловьем кстати и некстати – «и така-сяка гармонь», казался потешным и незначительным персонажем.
«« ||
»» [140 из
206]