Дина Рубина - Белая голубка Кордовы
тут не упасть во весь свой рост. «Ну что ж, – говорю. – Рисунок совсем неплохой, художник вполне профессиональный. Спасибо. А откуда он у вас?» «Да понимаете, партнер у меня в Красноярске, начальник цеха на одном заводе, вдаваться не буду Поставлял нам некоторые детали… Парень хороший, давно его знаю, но как-то в последнее время стал сильно зашибать. Был я там недавно по делу, выпили мы, посидели. А у него отец умер – хороший дядька был, хлебосольный такой, фронтовик… Стал Юрка после бати разгребать барахло – квартиру-то надо в ЖЭК сдавать, – ну и нашел какие-то картинки, все неприличные.
Видать, раньше батя их прятал – все-таки в семье подрастали три пацана, чтоб, мол, ручонками в штанах зря не шарили… Ну, а у Юрия у самого дети – как такое в дом занесешь – правильно? – хоть и память об отце – судя по штампу, картинки еще трофейные, с Германии.
Папаня его был ветеран войны, кавалер орденов и медалей, в школах на День Победы перед ребятами выступал… Так вот, Юрка стал эти картинки друзьям раздаривать. Мне тоже подарил. Я взял – неудобно отказываться.
Но, откровенно говоря, не любитель я такого искусства – ну что это за фигура, вся дряблая, смотрите, – когда я могу моей красоткой Тамарой любоваться». И взглядом ласкает свою красотку, тощую, как святые мощи.
Не буду рассказывать вам, Захар, чего мне стоило нащупать в окольнейшем разговоре название завода, фамилию этого его партнера – я ведь понимал, что искать придется через заводской отдел кадров. Утром уже сидел в самолете – вы же знаете, у меня в «Аэрофлоте» свои ниточки-паутинки.
Короче: парень, как оказалось, не просто зашибает, а страдает алкогольной зависимостью уже много лет.
Парились мы с ним в баньке – можете вообразить, чего мне это стоило, с моим-то давлением, и двое суток я с ним болтался по всему Красноярску, с глазами, вылезающими из орбит.
Кому раздарил пять рисунков, он решительно не помнил. Удалось вычислить еще двоих алкашей- собутыльников, у которых за ящик водяры я вытянул «срамные картинки», вот эти. Остальные пропали безвозвратно – ни слуху, ни духу, – а я уже не мог дольше задерживаться.
Но и это – не конец истории. Босота поставил чашку на поднос, встал, прошел к медицинской кушетке, застеленной белейшей простыней, опустился на колени и вытянул из-под кушетки чемодан.
Перед тем как открыть его, он, не поднимаясь с колен, перевел взгляд на Захара. – Дорогой мой, – проговорил Аркадий Викторович. – Не сочтите меня сентиментальным.
«« ||
»» [146 из
206]