Дина Рубина - Белая голубка Кордовы
Вот что напоминает его башка: гриб- шампиньон из пластиковой коробки в супермаркете. Ошалевшее, будто сплюснутое от испуга лицо. – Вперед, мой юный друг! Стал подниматься по ступеням, и вправду на цыпочках – деревянная от напряжения спина, коротковатые ноги, – а сзади, едва не упираясь дулом ему в спину, с его портфелем в руках поднимался Кордовин, приговаривая что-то несусветное: – Не дай бог Рышард проснется, это будет ужас. Шампиньон восходил ступенька за ступенькой, как во сне; он ничего, ничего не понимал из того, что бормочет этот ужасный, из под земли выскочивший эксперт: – Ведь он всю войну был польской девочкой, и поэтому впоследствии должен был убедить других и, главное, себя, что он – мальчик, ну и мужчина, само собой. Это его пунктик, понимаешь? Так что командование спецназа небольшой, но довольно эффективной местной армии приходило в ужас от его ненужной жестокости… Хотя в миру он – дантист, просто дантист, легчайшая рука, виртуоз изымания негодных зубов из челюсти. Тебе не нужно вынуть зуб? И дождавшись судорожного рывка ворсистой, как диванный валик, головы, мягко проговорил: – К стене лицом, и умоляю, тихо, чтоб я случайно не стрельнул; я, когда нервничаю, неуправляемо метко стреляю, это прямо моя беда. Отворил дверь левой рукой и молча сопроводил посетителя в комнату, где немедленно испарилась вся эта дурная скороговорочка и безумный бормот о спящей польской девочке по имени Рышард. (Между тем, дантист Рашкевич действительно всю войну был польской девочкой – его укрывала крестьянская семья, выдавая за внучку, – и впоследствии он действительно служил в здешнем спецназе. А в данный момент, надо полагать, действительно мирно спал рядом со своей Шуламитой.) – В кресло, вон туда, к окну. Умница… Тебя как зовут? – Владислав! – быстро ответил клиент, осторожно наклонившись с поднятыми руками, как китайский болванчик.
В смысле – рад познакомиться.
Кордовин сел в кресло напротив, продолжая держать «глок» задумчиво востребованным. Их разделял журнальный столик и торшер, лебединую шею которого хозяин немедленно свернул в сторону посетителя, направив бьющий поток электричества прямо тому в лицо. – Что ж ты без оружия, Славик? – сочувственно спросил он. Здесь, на хорошем свету, он уже разглядел, что Славику от силы лет двадцать семь. Следовательно, он не мог быть тогда там, в мастерской… в тот день. И не мог мучить Андрюшу Живи, Славик, живи, черт с тобой, хотя ты и редкостный идиот и отнял у меня кучу драгоценного времени. – Ну, они сказали, что не стоит вас… дразнить. И что вы умный, как… как дьявол. – Это верно, – усмехнулся Кордовин. – Я и есть – дьявол. И жду некоторых объяснений, пока мне еще не надоело – видишь, я начинаю утомляться, и не дай бог еще от нервов пущу тебе пулю вот… – И дулом прочертил неторопливый полукруг, выбирая место: – вот, в горло, например, в яремную ямку.
После чего выскочу в трусах на балкон, и заору: «Рышард!!! Я убил грабителя!!!» – и меня оправдают, потому что Рышард все подтвердит. Такие уж тут жестокие законы. Я ведь не приглашал тебя на чай, а? – Захар Миронович, – хрипло проговорил Славик, щурясь в луче немилосердной лампы и по-прежнему сдаваясь обеими руками, – прежде всего, я уполномочен… – Прежде всего, ты сейчас выпустишь воздух – из любой дыры, – и скажешь мне: как это Можар не побоялся опять возникнуть в моей жизни? – Семен Семенович просил передать, что вышла ошибка! – выпалил Владислав послание, и от того, что его не перебили, дали произнести главное и разговор стал выруливать на понятную ему тему, облегченно вздохнул. И дальше проговорил свободнее, хотя – видно было – заученный текст: – Семен Семенович просил передать, что страшно сожалеет о том случае, что никто не собирался убивать христосика… и все это случайно вышло, по недора… – Ну, да, его только хотели слегка поджарить.
Небольшие аппетитные гренки на груди и на животе. Заткнись!!! – рявкнул он, заметив, что парень порывается что-то возразить. – Я урою тебя, падла!!!
Плохо. Ой, плохо, дон Саккариас… Откуда эти слова? Кто это сейчас кричал в тебе? Дзюба? Вор Володька? А может быть, дед? Несколько мгновений он тяжело дышал, сцепив зубы и пытаясь подавить тугой фонтан желчи в области диафрагмы… Минуты три длилось тяжкое молчание; круглое лицо посланника посерело, остановившимися глазами он следил за рукой Кордовина, сжимающей оружие. – Ты вот что… Славик, – наконец, проговорил Кордовин, – кем же ты приходишься Можару? – Зя… зятем, – ответил тот, явно удивляясь меткости вопроса.
Не зря тесть предупреждал насчет этого типа.
Не зря. – Я, получается, Анжелкин муж… вот. – Анже-елкин… Да, была девчушка, желтые бантики, на зубах цепки… веселый такой грызун.
Помню, в мастерскую раза два он с дочкой приходил. Так вот что, анжелкин муж. Я, пожалуй, тебя сейчас прихлопну – по ошибке, всяко ведь бывает.
Но потом охотно извинюсь – мол, не хотел. – Захар Миронович! – взмолился бледный парламентер. – Ну, можно я все скажу?! – Да ты и так все сейчас скажешь – ты еще не понял? – тихо спросил Кордовин. – Все, что мне нужно знать, ты скажешь. Опусти руки.
«« ||
»» [154 из
206]