Дина Рубина - Белая голубка Кордовы
Кордовин молчал, сравнивая репродукцию в каталоге со «своей» Венерой: то же сонное тело, излучающее тепло, те же солнечные пятна на стволах деревьев, бархатная тьма лиственных крон, невесомая голубизна небесной полыньи… Неплохая копия, совсем неплохая… но тогда он не знал еще многого из того, что изучал потом в Стокгольме. Сейчас он сделал бы ее совершенно иным способом и на неизмеримо более высоком уровне. Разом накатила горячка тех недель, воспаленные от постоянного напряжения глаза, то утро, когда, наконец, решив побриться, он отшатнулся от красноглазого лешего в зеркале.
Память зрения и сейчас невольно воспроизводила этапы заполнения холста красками. Истощенные питерские рассветы, желтый свет настольной лампы на сливочных изразцах огромной, чуть не до потолка, дореволюционной печи в кабинете Аркадия Викторовича… Где-то за грядой кипарисов родилась и потянулась тонкая нить воинственного клича муэдзина; вплетаясь в сине-белесый невский воздух, она стежками простегивала годы без Андрюши, пульсировала в беглых предутренних снах, пронизывала многолетнюю его бессонницу.
Порой, подстерегая забытье, вдруг вышивала его, Захара, погибшие картины: «Мама с белой голубкой на плече»… «Блаженный капитан Рахмил»… «Славная драка на Иерусалимке»… «Трейгер и его мамаша», – погибшие картины, которые он упорно гнал из памяти, наложив на себя добровольную епитимью, запрет на творчество: Андрюша не напишет больше своих, но и ты – своих – не напишешь. И когда муэдзин в отдалении дотянул и бросил последнюю ноту певучей угрозы, он вдруг понял с абсолютной ясностью – для чего искал его пройдоха Можар. И почему прислал этого недотепу. Славик – человек из семьи, и что бы ни произошло потом, его нетрудно будет держать у ноги.
К тому же всем своим видом тот усыпит бдительность кого угодно, будь ты суперагент.
Но дело не в этом.
Консультация! Ай да Можар, Семен Семеныч… Башка у тебя варит неплохо, это так.
Но в данном случае губу ты раскатал напрасно. – Так это – она? – А ты что, сам не видишь? Найди хотя б одно отличие, как в том ребусе. – Нет, – Славик заволновался, – Семен Семеныч спросить велел: дело прошлое, бизнес есть бизнес. Это ведь вы, со своим… э-э… другом реставрировали настоящую, да? Кордовин захлопнул тяжелый каталог, опустил его на журнальный стол и движением ладони слегка отодвинул, словно кораблик по воде пустил. – Да, – бросил он. – Тогда, может, вам известно, кто сработал… другую? Он молча изучал круглое лицо хорошего зятя.
Попал парень в уголовную семейку, как кур в ощип.
Наконец протянул руку к нижней лампе торшера, что последние пару часов жгучей коброй выжигала глаза нелепому парламентеру, и отвернул ее в сторону, мгновенно переодев комнату в иные тени.
По левую руку всплыло окно со зрелой напряженной луной над взводом кипарисов, сбегающих по улице вниз. – Известно, – сказал он. – Это сделал я. И в наступившую тишину добавил: – Я один. Само собой, не имея понятия о планах Босоты, я ведь ему безгранично доверял. Он выждал несколько мгновений, пока парень перестанет моргать воспаленными глазами, обвыкнув в полутемной комнате. Слегка подался вперед и проговорил: – А сейчас я расскажу, Славик, зачем тебя прислал ко мне тесть.
«« ||
»» [157 из
206]