Дина Рубина - Белая голубка Кордовы
На слух – странный, какой-то усеченный итальянский. Ах, да: латынь.
Ведь между собой святые отцы говорят на латыни. Они с Лукой едва заметно переглянулись и сочли возможным сесть в кресла… Прошло минуты две, кардинал продолжал что-то обсуждать с секретарем.
Неужели так и не взглянет на картину? И откуда стойкое ощущение, что где-то здесь есть потайная дверь? Да и наверняка есть.
Как и наверняка есть записывающее всю эту аудиенцию устройство.
Какая все же депрессивная, клаустрофобическая пещера. И ни намека на запах человеческого обиталища, разве что едва различимый аромат каких-то церковных благовоний.
Вероятно, их здесь принято курить после ежедневной уборки? Трудно себе представить, что эта сушеная треска когда-нибудь смеется или плачет, или вдруг расскажет забавную историю из детства… Да было ли у него детство? И почему, во имя всех святых, при виде кардинала ему первым делом вспомнились щелястые стены их винницкого нужника? Что за дикие картины, что за бред? – Сколько вы хотите за холст? – неожиданно и бесстрастно, не поднимая головы от принесенных секретарем бумаг, спросил кардинал. Тихое бешенство вспыхнуло где-то в затылке, там, где обычно согласием отзывался точно найденный красочный тон на холсте.
Недурная у монсеньера тактика в разговоре с презренным торгашом: не отвлекаясь от важных бумаг. Так что там говорил Лука о профилей Не четыре, а шесть? Переждав две секунды, Кордовин столь же бесстрастно, тон в тон кардиналу, ответил: – Немного, монсеньор. Двенадцать миллионов.
Краем глаза увидел опавшую и побледневшую правую щеку Луки, проследил тихо плывущую перед глазами по стене напротив, по портретам и распятию кругло-алую цифру двенадцать: у двойки, как у русалки, кокетливо задран хвостик… Кардинал поднял голову, внимательно посмотрел на Кордовина и едва заметно дернул уголком рта – усмехнулся? удивился? парез, или привычка такая? – вообще у старика невнятная мимика. – Это по числу апостолов? – Скорее, по числу израилевых колен, – ответил Кордовин, удержав себя от очередного «монсеньора».
Кашлянул, интуитивно стремясь заполнить это неживое пространство человеческими звуками, и добавил: – Разумеется, у азиатских или ближневосточных коллекционеров я получил бы гораздо больше. Однако мне льстит мысль, что мною найденная и атрибутированная… – Если картина окажется подлинной, – перебил кардинал, поднимаясь из кресла, – вы их получите. Сеньор Анццани расскажет вам о процедуре сделки. И протянул Луке крапчатую руку – приложиться на прощание.
* * * – Ты возьми это мясо, рекомендую. Совершенно волшебный вкус… Я несколько лет был вегетарианцем, думал, с астмой полегчает, но все равно раз в неделю приходил сюда жрать «тартар». Моя жена называет его «мясо по-татарски». – Но оно ведь сырое, Лука?! – брезгливо заметил Кордовин. – Ты не понимаешь, – возразил тот. – Они готовят его так, что тебе не приходит в голову интересоваться – что ты ешь. Ты просто блаженствуешь.
«« ||
»» [169 из
206]