Дина Рубина - Белая голубка Кордовы
ушла – что там еще слушать? У нее мелкие черты лица, но миндалевидные, пушистые от ресниц, глаза, выразительная мимика слишком подвижных губ и трогательная угловатая грация в движениях.
Не рассмотрел – как там обстоит дело с ногами. Судя по рискованной длине юбки, они не должны быть слишком кривыми. Хотя, к сожалению, редкая женщина способна видеть себя со стороны. – А вы специально занимались Греком? – вежливо поинтересовался он. – У меня была по нему курсовая работа. Я закончила здешнее отделение истории искусств. Меня зовут Пилар.
Прекрасное имя, приятно познакомиться и – как говорит в таких случаях Жука, – и так далее… Жаль, что она, видимо, не собирается покидать его и не даст побыть одному, наедине с витражным сиянием цвета, не резко- стекольного, а глубокого и чистого, с тончайшей перекличкой драгоценных слитков… Как он это делал? Работал на коричневом, фиолетовом фоне… Не закрывал до конца мазки… Да: его цвета желтый – зеленый – синий. Таким образом, грунт «сшивал» собой работу, проблескивая в разных местах полотна, обостряя цвета… Далее шли лессировки, оптическое смешение цвета… Светлые места «брал в корпус», все тени размыты… Он раздувал подспудный жар своих полотен – вот эти глубокие разгоряченные слои живописи – и «остужал» поверху серо-голубыми, плотными тонами: как бы «засыпал» огонь золой, придавая ему иллюзорные формы… Он все же не торопился подниматься со скамьи, и с четверть часа они с девушкой болтали о разных разностях, пока, наконец, он не счел возможным поинтересоваться – давно ли она здесь живет, осталась в городе после учебы, или…? Нет, она родилась в Севилье, в самой Триане, в настоящем коррале – сеньор профессор знает, что это? Такой коммунальный двор, на множество семей, «casa de vecinos».
В нем еще мама выросла… Но когда отец уехал на заработки в Германию и застрял там… ну, нашел женщину, и все такое… дядя позвал ее приехать сюда, в Толедо. И она тут поступила в университет – уже столько лет назад, омбре! – и, короче, знает в этом городе каждый закоулочек.
Правда, ее квартирка, студия, находится в новой части Толедо, внизу, где авенида Реконкиста. А он надолго сюда? Нет? Жаль… Вот бы послушать курс его лекций. – Тогда вам надо приехать в Иерусалим, – заметил он. – Кстати, о маньеризме: вообще-то, я веду в университете общий курс «Русский авангард и парижская школа», но для нескольких эстетов-магистров читаю небольшой курс по позднему Ренессансу: маньеризму, барокко… Собственно, сегодняшний доклад – это выжимка из моих лекций об Эль Греко. – Херосолимо… – пробормотала она, задумчиво улыбаясь. – Даже не верится, что все это существует в реальности, а не только в молитвах или святых книгах. Существует, существует… Кслову не знает ли она такого художника – Саккариас Кордовера, семнадцатый век, предположительно (и скорее всего) – мастерская Эль Греко? Вроде одна из его работ висела когда-то в музее. – Но ведь там сейчас ремонт, – сказала она и наморщила лоб. – Имя знакомое. Знаете что? Надо спросить у Мари-Кармен, она там работала месяца три, может, помнит… Вскочила, принялась рыться в сумочке, положенной на скамью. Искала мобильный телефон. Точеные, чуть приплясывающие от нетерпения бедра, великолепное соотношение длинных голеней и тонких колен.
Чем тебе не Эль Греко… – Вот он, негодник! Спрятался в пакет с салфетками. Быстрые точечные движения по клавиатуре ребром пунцового ногтя большого пальца и вначале бессмысленный щебет с подружкой. Он сделал вежливое скучающее лицо, уже различив на той стороне разговора – вялый неинтерес… Ну что ж, пора отчаливать, оставим девушку иным любителям прекрасного.
Вслух предположил, улыбаясь, что Мари-Кармен из музея выгнали за нерадивость.
Но Пилар не желала сдаваться.
Надо же, какая энергичная крошка. – Знаю! – воскликнула она. – Вот у кого надо спросить – у Хесуса! Ее сокурсник, работает в историческом архиве, но не в том дело. Он просто фанат, понимаете, фанат Эль Греко и всего его окружения, писал диссертацию по его биографии, и вообще, парень что надо! Он совсем не был уверен, что хочет докладывать парню что надо о своих разысканиях и вообще обнаруживать какой-то специальный интерес. Ему необходимо было скрыть наличие под боком у всех этих фанатов, хотя б однажды наверняка побывавших в той кафетерии, картины – ученика? сподвижника? раба? – толедского гения, и свой личный и страстный к этой картине интерес. Темному и полураспавшемуся святому полагалось воскреснуть и сменить фамилию автора, с мало кому известного Кордоверы на… не станем пока поминать всуе… Однако Пилар с завидным энтузиазмом взялась за дело. У нее как раз закончилось время работы, и они сейчас же могут отправиться в городской исторический архив.
К сожалению, у нее нет с собой рабочего телефона Хесуса, но она уверена, что тот до самого вечера сидит среди своих папок и замшелых картотек. И он зачем-то повлекся за ней в архив, как раз туда, куда утром решил не идти ни в коем разе, стараясь не признаваться себе, что не прочь еще побыть рядом с этой порывистой и одновременно серьезной молодой женщиной.
«« ||
»» [62 из
206]