Дина Рубина - Белая голубка Кордовы
Вряд ли посетители госпиталя Тавера дождутся сегодня захватывающего рассказа о Доменикосе Теотокопулосе… Доменикос, на сегодня ты спасен.
Крадучись, он навестил клеенчатый приют и не стал шуметь душем – только ополоснул щетину холодной водой. Сейчас надо одеться и покинуть эту чудесную девушку Вероятно, навсегда. Он вспомнил, как ночью, не забываясь ни на минуту, она испуганно запирала губами его стоны, и сама, уже сдаваясь на милость волокущей ее в сладостную воронку волны, умоляюще рычала: «дядя… тише… дядя!». Моя сирота… Наклонившись за одеждой, валявшейся на полу, он краем глаза увидел в углу на столике то, чего не заметил вечером: захлопнутый, но подключенный к сети ноутбук. И не вступая более в споры с самим собой, тихо его открыл, 2
вибрируя от нетерпения…Вновь пустые сети. Он пробежал глазами улов: ничего такого, что могло сейчас задержать его хотя бы на минуту. (Вот Ирина.
Не отпускает долее, чем на день. Этой мы отписываться не станем, лучше расточительно позвоним из Мадрида с какой-нибудь страстной чушью, шекелей на 50.) И все же давай разберемся: откуда эта уверенность, что за тобой наблюдают, следуют по пятам, выжидают удобный момент для нападения? С каких пор твои на зависть эластичные нервы дают слабину? Вот и сейчас: какого черта ты дернулся, ведь это только виноградные листья в окне, ласковые ладони бурых виноградных листьев шарят по стеклу. Уже начало седьмого… Минут через десять можно выйти из дома, поймать такси и домчаться до кафе. Интересно, хватит ли у него выдержки и артистизма заказать там кофе с круассаном и выпить его за столиком, не торопясь, осторожно придерживая, ласково приваливая ладонью к колену драгоценный трофей… Он надеялся на благоразумие достопочтенной Пепи. Главное – не потерять лица в случае отказа, не предлагать им большую цену. И так предложенная сумма подозрительно велика.
Ну, довольно.
Пора… Когда он потянулся выключить ноутбук, в «меню» почтового ящика замигал конвертик, и на строку выпало письмо.
Кровь бросилась ему в голову: это было письмо от Люка – то, которое он заговаривал, высматривал, вытягивал всеми душевными силами из заокеанного далека. И в строчке «subjekt» обжигающей пощечиной стояло одно только слово: «найден»! Он вскочил – голый, бесконечно уязвимый, застыл, ощупывая ладонями пустое пространство перед собой, машинально охлопывая грудь, будто в поисках нужного документа во внутренних карманах; сорвался с места и несколько мгновений метался, как загарпуненный кит, по крошечному закутку, вдоль патрицианского ложа, где под великодушным подслеповатым распятием тихо и крепко спала Пилар.
Наконец заставил себя остановиться, глубоко вдохнуть… и лишь тогда вернулся к компьютеру и обреченно распахнул экран. 34 Ошеломительная легкость, с которой картина перешла в его руки, тоже была изрядным испытанием.
Пилар, сирота моя, ты приносишь удачу! Уже упакованная в газеты, перевязанная бельевой веревкой, картина ждала его возле стойки – ничего, что мы вынули ее из рамы, сеньор… Kor-do-vin? Ведь рама тоже стоит денег. Или вы хотели бы все-таки ее забрать? Однако… – О, разумеется! – он поднял ладонь и чуть поклонился Пепи, успокаивая ее.
Пепи оказалась рыхловатой бывшей красавицей, весьма нуждавшейся в том корсете, который ее стараниями висел напротив, на стене. – Иногда в таких случаях – но не в нашем, не в нашем, – рама стоит больше картины. Так сколько бы вы хотели за эти четыре пыльные доски, поеденные жучком? – Он улыбнулся. – Надеюсь, не миллион? Усач был смущен напором своей алчной женушки. – Пепи, иха[24]… но, может быть, мы включим раму в эти полторы тысячи, и дело с концом? – Нет, Хуан, совсем не с концом, ты просто ничего не понимаешь в антиквариате. Мне за эту раму на меркадильо дадут уйму денег, и с какой стати… Еще не хватало, чтобы они здесь при нем поссорились, чтобы, не дай бог, эта бабенка вдруг уперлась! – Вот прямо сейчас и дадут, – примирительно улыбнулся он сеньоре Пепи. – Только решите – сколько. – Н-ну-у… – она остановилась с подносом в руках.
«« ||
»» [66 из
206]