Дина Рубина - Белая голубка Кордовы
Что там у вас еще придумано? Мы все пройдем, получив авторитетнейшее научное заключение после серьезнейших проверок, прежде чем уединиться с будущим Эль Греко для обоюдного вдохновенного творчества… А пока заехать к Марго и, тщательно запеленав и укутав драгоценную добычу, проработать маршрут, по которому картина достигнет (морской путь? Из порта Кадиса? договориться с ребятами или пойти на риск вывоза воздушным путем в качестве старой швали с мадридской барахолки – тетке в подарок, например? – все тщательно продумать!) – по которому картина достигнет его дома на лесистом холме, где укроется до своего поразительного, сенсационного преображения… Атеперь слушай сюда, Зюня, – сказал он себе, как когда-то говаривал дядя Сёма. Ты поглубже заныкаешь добытый Люком адрес и имя и дашь отстояться мыслям и сложиться сюжету. Ты не помчишься покупать билет до Майями, о, нет, ты не будешь сходить с ума, изрыгать угрозы и размахивать пистолетом. Ты не будешь идиотом, Зюня.
Наоборот: ты замрешь, как замирает пустынная гюрза, перед тем как ударить наверняка. Дашь время Люку и всем остальным забыть о твоей просьбе. И не станешь воображать Андрюшу, простертого на полу мастерской. Да, именно: составить скрупулезный план и выверить его по минутам.
Как там, в известном романсе: «уймись, безнадежное сердце»? Войдя в двери отеля, он пересек холл и направился к лифту, продев локоть в раму (позвольте предложить вам руку, мадам) и привычно обшаривая карманы.
Ключ он никогда не отдавал на стойку. – Сеньор… э-э… послушайте, сеньор! Двести одиннадцатый номер! Не дозвавшись, девушка-дежурная выскочила из-за стойки, торопясь удержать его до того, как опустится кабина лифта. – Сеньор… вас дождались вчера эти двое мужчин? Он смотрел на нее, не отвечая. Спокойно! Двое мужчин могли быть и жаждущим пообщаться Хавьером с каким-нибудь его приятелем, и кто угодно из участников конференции.
Всем известно, где ты обычно останавливаешься. – Вас вчера вечером спрашивали двое мужчин… Потом они поднялись и минут через десять опять спустились… Записки не оставили. Я спросила, что передать, они сказали – ничего, и ушли. – Как они выглядели? – спросил он. – Ну… – она задумалась, добросовестно силясь припомнить посетителей. – Они выглядели… никак! – и удивленно посмотрела на него сквозь модные очечки. – В таких обычных куртках, обычных кепках… Среднего роста оба.
– Я тоже среднего роста, – перебил он ее. Опустилась кабина лифта, створки дверей разошлись.
Пусто… – На каком языке они говорили? – Нормально… ой, простите! – по-испански. – Без акцента? Она была смущена этим резким допросом и чувствовала себя почему-то виноватой. – Да… н-нет… без акцента. Створки лифта опять сошлись. – А я, – спросил он, – я говорю с акцентом? – У вас очень хороший испанский, сеньор. – Но акцент все же есть? – Небольшой, сеньор… – Благодарю вас. Он кивнул ей, нажал на кнопку и вошел в кабину лифта.
В его номере побывали. И побывали так, чтобы он не усомнился, позволив себе по рассеянности не заметить визит гостей.
Никаких бесчинств: просто все личные вещи переставлены местами. Они даже в ванную сунулись. Флакон «Лёкситана» стоял теперь на крышке туалетного бачка. Лагерное остроумие… Хорошо, что некоторые вещи он всегда оставляет в камере хранения отеля. Сейчас там лежали туба с аукционными картинами и сверток с досками подрамников.
Надо во что бы то ни стало правильно растолковать это послание неизвестно от кого. Он вышел на балкон.
«« ||
»» [68 из
206]