Дина Ильинична Рубина - Синдром Петрушки
Петька с любопытством присвистнул.
– Не знаю, купил или арендует. Я не вдаюсь.
– А ты обернись и вдайся разок. Сразу поймешь, каким бизнесом он заправляет. И почему ему так необходимо, чтобы у всех мужиков в округе…
Петька развернулся и увидел то, что уже минут десять наблюдал я, поскольку в отличие от него сидел лицом к сцене. Там, вокруг шеста, поочередно и старательно, под шепотливую подвздошную музычку и оплеухи фиолетовых вспышек вращались девочки в одних лишь босоножках на гигантских каблуках. Впрочем, вру: были еще номинальные трусики, по сравнению с которыми листок на гениталиях античных статуй выглядел ватными штанами путевого обходчика. Если этот стриптиз считался «легким», то тяжелого я просто вообразить себе не мог. Это был парад местных планет («горячие чувства не знают выходных!») : блондинка сменяла брюнетку, за ней к шесту выходила рыжая, после чего возвращалась брюнетка. Разнообразие зрительного ряда исчерпывалось цветом волос, все «артистки» производили одни и те же движения: медленно истомно задирали ноги, покручивали задом, изгибались и прогибались (у меня при этом возникали исключительно медицинские ассоциации по части незабвенной бабуси). И на позах, и на самих девочках лежал отпечаток тошнотного штампа, унылого несоответствия этой сцене, всему прекрасному залу, с его витражами, колоннами, щедрыми ангелами на потолке, глядящими вниз с отрешенными лицами.
– Увы, – сказал Петька, отворачиваясь от сцены и пробуя принесенное пиво. – Они все губят каблуками. Надо, чтобы кто нибудь объяснил им: обнаженная женщина на котурнах не может стать объектом страсти, это взаимоисключающие вещи. Она должна быть босой… Маленькие легкие ступни, которые хочется согреть в ладонях, а не убийственные каблуки, нацеленные на твои беззащитные яйца. Кстати, это отлично понимала Айседора Дункан, которая плясала босая, действительно разжигая этим мужскую половину зала. Ибо, видишь ли, женская ступня чрезвычайно эротична сама по себе… Между прочим, я как то собирался сделать куклу, которая представляла бы из себя одну лишь ступню: такая трогательная пугливая ступня с вкрадчивыми пальчиками… Потом она превращается в Змея Горыныча о пяти головах…
И он пустился в рассуждения о сценическом несоответствии в пропорциях шеста и женских фигур, об отсутствии постановочной фантазии и о чем то еще, что его занимало… Я же, поглядывая на кружение грудей и ягодиц вверх и вниз по шесту и вокруг него, переводил взгляд на безмятежное Петькино лицо, в который раз поражаясь герметичности сознания этой уникальной личности.
Его не касалось окружающее; он пребывал в абсолютном спокойствии – да и о чем стоило тревожиться? Лиза – его единственная забота в тутошнем, не кукольном мире – сейчас находилась дома, в безопасности, была на данный момент здорова. Все остальное не заслуживало ни малейшего внимания.
И неожиданно меня это разозлило.
– Послушай, – решительно перебил я, обрывая его рассуждения. – Я ведь как раз хотел поговорить с тобой о Лизе, пользуясь тем, что мы одни…
– А мы одни? – удивился он, мельком обернувшись на сцену, где у шеста не слишком синхронно крутились уже две одалиски. – И при чем тут Лиза? Она в полном порядке.
«« ||
»» [246 из
262]