Дарья Донцова - Страстная ночь в зоопарке
– Александр Македонский, – с видом знатока поправила Лякина.
– А, неважно, – отмахнулась Надя. – Ольга порыдает на похоронах, авось поймет, каково это – терять любимого, а потом ты добьешь ее своей книгой! – сказала она мне. – Получится бестселлер! Не забудь указать, что все события подлинные.
– Жаль, этот недолго продержался, – воскликнула Зина, – уже хнычет!
Надя пнула сестру ногой, в комнате воцарилось молчание, мне стало страшно.
– Минуточку! Лера недавно сказала: «Хочу побывать на похоронах Бориса». Я подумала, что она оговорилась, имеет в виду Роберта. Но ты, Надя, только что произнесла: «кончина близких» во множественном числе. И Зина заявила: «этот недолго продержался, уже хнычет». Но Роберт не может хныкать, он умер!
Я схватилась за горящие щеки. Перед глазами возник Борис, лежащий на полу возле опрокинутой зонтичницы, его задранная штанина, бинт вокруг щиколотки, кусок красной бумажки на полу, обрывок окровавленного пластыря в маленьком санузле его старого дома.
Мне стало совсем плохо:
– В дверь звонил не плохо воспитанный Франц, желавший в поздний час выразить сочувствие Ольге, а почтальон. Красный клочок – это клапан, заклеивающий телеграмму. Борис разорвал его, уронил на пол, прочитал, наверное: «Владимир Корсунский рад встрече с Борисом. Астрея», растерялся, споткнулся о подставку и упал. Он скрыл от меня послание. А вот в первый раз Оля не смогла этого сделать, потому что почту принесла горничная. Глупая, плохо воспитанная девушка открыла телеграмму и зачитала вслух: «Володя Корсунский рад встрече с Робертом. Целую в сахарные уста. Астрея»
– Ну, блин! – протянула Надя. – Лера! Какая! Решила все погубить? Снова телеграмма! Ты совсем дура?
Лякина вскочила и выбежала из комнаты.
«« ||
»» [335 из
341]