Элизабет Гилберт - Есть, молиться, любить
— Ну что сказать, ребята? Я просто зациклилась на угрызениях совести. Как некоторые женщины зацикливаются на бежевом цвете.
Бывшая католическая монахиня (вот кто должен знать все о чувстве вины!) слышать ничего не желала.
— Совесть — это уловка твоего эго, таким образом оно пытается убедить тебя в том, что ты прогрессируешь морально. Не поддавайся на эти фокусы, дорогая.
— Больше всего меня мучает то, что между мною и бывшим осталась неразрешенная ситуация, — призналась я. — Как открытая рана, которая никак не заживет.
— Это ты так думаешь, — возразил Ричард. — Если хочешь так смотреть на вещи, не стану тебя переубеждать.
— Я бы рада покончить с этим, — вздохнула я. — Вот только знать бы как.
После обеда поэт-сантехник из Новой Зеландии передал мне записку. Он просил встретиться с ним после ужина: хочет мне кое-что показать. После ужина я нашла его у зала для медитаций, и он приказал следовать за ним: сказал, что у него для меня подарок Мы прошагали через весь ашрам и вошли в здание, где я прежде никогда не была. Он открыл дверь, и мы поднялись по лестнице. Я догадалась, что он и раньше знал об этом месте, — он занимается починкой кондиционеров, а они были как раз там, наверху. Когда мы поднялись по лестнице, он открыл вторую дверь, на которой был кодовый замок, и сделал это быстро, по памяти. Мы очутились на очень красивой крыше, выложенной кусочками керамической плитки, мерцавшей в вечерних сумерках, как дно бассейна на солнце. Мы прошли по крыше и оказались в маленькой башенке, напоминавшей минарет; там была узкая лестница, ведущая на самый верх остроконечной башни. Указав на нее, мой проводник сказал:
— Теперь я тебя оставлю. Поднимайся в башню и оставайся там, пока дело будет не закончено.
— Какое дело? — спросила я.
Мой друг водопроводчик улыбнулся и протянул мне фонарик — «чтобы не поскользнуться на лестнице, когда все закончится». А еще он дал мне свернутый листок бумаги. И ушел.
«« ||
»» [107 из
224]