Дмитрий Емец - Ожерелье Дриады
– Идиот! Что ты делаешь? Она же так подохнет! – процедил Пуфс с досадой.
Ромасюсик предположил, что этот «идиот» относится к нему, и на всякий случай умильно закивал, подтверждая, что да, тупее его действительно нет в природе и он подписывается под этим всеми буковками алфавита, но Пуфс на него даже не смотрел. Также он не замечал и стоявшего на четвереньках Зигю.
Слово «идиот» относилось, без сомнения, к Прасковье, равно как и фраза: «Она же так подохнет!» Пока Ромасюсик соображал, в чем тут дело, карлик встал на колени и прямо через одежду, без малейшего усилия, засунул в Прасковью руку до плеча. Сотрясаясь от ужаса, Ромасюсик видел, как рука шарит у нее внутри и как шевелится, вздуваясь, кожа.
После непродолжительных поисков Пуфс ухватил что-то за край и, вытянув наружу, сердито оглядел. Испытывая выжигающую глаза боль, шоколадный юноша узрел в ладони у Пуфса нечто вроде грязного полупрозрачного полотенца. Пуфс встряхнул его, тщательно отжал – Ромасюсика едва не вывернуло от нахлынувшей откуда-то извне боли, – а затем хладнокровно уронил полотенце на грудь Прасковье. Слабо шевелясь, как медуза, полотенце неосязаемо прошло сквозь кожу и скрылось.
Прасковья перестала хрипеть. Ее спина больше не деревенела аркой. «Повелительница мрака» перевернулась на бок, подтянула к груди колени и лежала так, сжавшись в клубок. Дыхание стало ровнее. Даже стон – а стонать она пока не перестала – и тот как-то очистился.
Пуфс деловито отряхнул колени, поправил тонкую бородку и направился к кабинету. Шел он, как часто ходят наполеончики: задрав подбородок и выпятив грудь.
У дверей он о чем-то вспомнил и, остановившись, обернулся.
– Зигя! Там это… ну ты понял… займись! – устало приказал он и небрежно хлопнул великана по массивной ноге.
Угрозы в его голосе не было. Глаза смотрели на Ромасюсика просто и равнодушно, как на швабру, притулившуюся в углу общественной уборной. Шоколадный юноша еще замедленно соображал, чем Пуфс хочет, чтобы занялся Зигя, а гигант уже, подобравшись, шагнул к нему.
Это был уже не тот забавный полудурок Зигя, который вечно хотел «се-нить шладенькое». Перед Ромасюсиком стоял убийца с пустым лицом, смотревший на него округлившимися глазками – не глазами Зиги, а глазами самого Пуфса. В руках у Зиги сама собой возникла булава.
«« ||
»» [173 из
344]