Дмитрий Емец - Первый Эйдос
Спору нет, продуманный подарок сделал Мс фу великодушный горбун!
- Пока я с тобой, пусть даже обессиленная, я не дам дарху поглотить твой эйдос. Будем сопротивляться, пока можем, - ободряла его Дафна.
Меф благодарен был ей за "мы". Особенно за то, что это "мы" не казалось страдальческим. В нем не присутствовало ни малейшей позы. Жертвуя собой, Дафна этого даже не замечала.
"Дарх дает силы только одному... Дарх несет боль всем, кто с ним соприкоснется. Но самую большую боль он причиняет тому, кто его носит... Дарх вселяет ужас во врагов... Дарх обжигает взгляд стражу света и завораживает смертного переливами граней... Дарх не должен соприкасаться с крыльями стражей света... Дарх дарит вечность, но эта вечность близка смерти... Дарх останавливает внутренний рост и уничтожает все хорошие задатки. Кто-то может сопротивляться веками, но финал предопределен... Дарх порабощает своего хозяина, если он слабее его. Но и если хозяин сильнее, он все равно порабощает его... Темный страж, лишившийся дарха, теряет вечность... Дарх не должен достаться свету... В дархе не должно быть меньше одного эйдоса. Опустевший дарх заберет собственный эйдос того, кто его носит". - повторял Меф сухими губами, с ненавистью разглядывая переливающуюся сосульку.
Арей понимал состояние Мефа. Пару раз Буслаев ловил на себе его задумчивый взгляд. Однако вслух сочувствие мечник не выражал - это было не в его привычках. "Жалость - наркотик посильнее героина. Если кто на нее подсядет - ничего уже его не вытащит", - говаривал он.
- Теперь дарх мучит тебя потому, что он пуст. Но когда он и получит первый эйдос, он продолжит терзать тебя. Удовольствие, которое ты испытаешь с каждым новым эйдосом, будет ярким, острым, но кратковременным. Единственное, что дарх действительно дарит - это силу в битвах и хмурое удовлетворение от собственного всесилия... Ну а боль... к боли привыкаешь, это мелочи, - вот и все, что сказал он Мефу.
До других объяснений мечник не снизошел.
***
Несколько дней спустя сотрудники русского отдела мрака сидели в резиденции на Большой Дмитровке и, уткнувшись в бумаги, просматривали отчеты суккубов. Улита подшивала их. Мошкин штамповал. Дотошный Чимоданов отклеивал от конвертов вложенные пакетики с эйдосами и пересыпал в пластиковые контейнеры от фотопленки, готовя к отправке в Тартар.
Нате, как обычно, не хватило лопаты, чтобы трудиться. Но она не скучала. Она то ругалась на извечно нелюбимого Чимоданова: "Такой дурак в носок сморкается и суккубов от суккулентов не отличит!", то разглядывала в карманное зеркальце свои губы с таким вниманием, словно на них были записана судьба человечества.
«« ||
»» [61 из
299]