Дмитрий Емец Мефодий Буслаев Свиток желаний
— Прием по личным вопросам каждый первый и третий четверг месяца по предварительной записи. Ровно с 15.55 до 16.00. А сейчас будьте любезны покинуть офис! — парировал Мефодий. Все-таки школа Улиты есть школа Улиты.
На Тухломона это, однако, впечатления не произвело. Перегнувшись через стол, он обнял Мефодия за плечи и, зарыдав, разразился бессвязной, прерываемой всхлипываниями тирадой. Из тирады Мефодий уяснил, что Тухломон называет его «голубчиком», «вьюношей», «умницей» и «отцом родным», а себя выводит как пострадавшего за любовь к истине и обойденного повышениями правдолюба.
— Ежели нужно будет кого кокнуть, только свистните! Мы все такие, правдорубы! — неожиданно закончил Тухломон свою тираду, продолжая орошать крокодильими слезами майку Мефодия.
Потеряв терпение, Буслаев рявкнул на него и, оторвав от себя его цепкие руки, столкнул комиссионера со стола.
— А ну, говори, что тебе нужно, и выметайся! — пригрозил он ему.
Упав на пол, Тухломон не стал пытаться подняться и пригорюнился.
— Вот вы со мной, стало быть, как-с? Я к вам с открытой, можно сказать, душой и трепещущим сердцем, а вы меня пинками? Нехорошо-с, ой, нехорошо-с! Прямо-таки по-человечески неприятно! Ай-ай-ай!
Мефодий запустил в него чернильницей. Комиссионер не стал от нее уворачиваться, а, подпрыгнув, ловко поймал ее зубами, как собака ловит тарелку.
— А ну как разбили бы? Нехорошо! Опять же не ваша вещичка! — сказал он, укоризненно возвращая чернильницу на стол. — И вообще, Мефодий Игоревич, родной, не в том вы положении, чтобы на меня ножкой топать и вещи в меня швырять! Вы целиком и полностью в моей власти!
Тухломон сунул руку в карман и быстро достал из него мятую розовую бумажку.
«« ||
»» [221 из
263]