Дмитрий Емец Мефодий Буслаев Свиток желаний
Она вышла в коридор и, прижимаясь к стене, осторожно двинулась вперед, заглядывая во все комнаты, где мог оказаться Мефодий. Депресняк крался, немного опережая Даф. Неожиданно спина кота выгнулась, крылья взбугрились под комбинезоном, и он мячом отпрыгнул назад. В глазах кота зажегся тревожный огонь. Мысленно прокручивая варианты атакующих маголодий, Даф осторожно выглянула из-за угла.
Между лестницей и дверью она увидела Мефодия, придавленного массивной головой змея. Это был тот самый змей, который преследовал ее в облике лимузина и с которым она сражалась в тупиковом дворе с аркой. Меч Древнира, упиравшийся рукоятью в пол, входил змею в кадык на всю длину. Приглядевшись, Даф убедилась, что его кончик выходит у змея из затылка. Темный артефакт закончил свое темное дело. Змею из Тартара никогда больше не суждено было вернуться в родные края и тысячелетие за тысячелетием пожирать плоть обреченных на вечные муки. Тело порождения мрака продолжало конвульсивно подрагивать. По его спине то и дело пробегала серебристая волна. Маголодии тут уже были не нужны. Команда некромагов-оживителей тоже.
Даф бросилась к Мефодию. Если тот не был до сих пор раздавлен, то потому лишь, что рукоять меча, на которой лежала вся тяжесть головы змея, упираясь в пол, создавала Мефодию некий минимальный запас безопасности. Сломать ему грудную клетку мертвый змей не мог, но и не давал воздуху проникать в легкие.
Даф сообразила, что, если немедленно не найдет способ освободить Мефодия, минут через десять за Буслаевым, покашливая и виновато пожимая плечами, придет Мамзелькина. Дыхание его становилось трудноуловимым. К влажному лбу прилипла прядь русых волос. Коснувшись пальцами его шейной артерии, Даф ощутила слабые удары пульса.
Отложив флейту, она взяла Мефодия за кисть и сильно потянула, уперевшись ногой в мертвого змея. Буслаев застонал. Тело его почти совсем не сдвинулось. Даф беспомощно отпустила руку.
«Все-таки заклинания элементарных магов практичнее магии высших сфер. Уж они-то всегда срабатывают, были бы кольцо и искра! А у нас, сколько лет существует Эдем, никто так и не удосужился сочинить маголодию для подъема тяжестей», — подумала она с укоризной.
Причина такой магической несправедливости была очевидна. Создателей светлой магии Эдема интересовали не практические маголодии, а маголодии, воздействующие на оттенки чувств — малейшие, почти незаметные мерцания эйдосов и то едва уловимое поблескивание в зрачках, которое возникает при первом рождении слез, высыхающих прежде, чем они были кем-либо замечены. Тонкие пульсации едва проклюнувшегося из почки новорожденного листа или первая, почти судорожная, неловкая улыбка закомплексованного человека, много лет сидящего в танке своих страхов.
Именно на них — на эти трудноуловимые, но чудовищно важные нюансы — и воздействовало большинство маголодий. Вещами же практическими создатели светлой магии пренебрегали, считая их второстепенными и скорее запутывающими и без того сложную паутину бытия. Циничные реалии диктован ли, что разбить кокосовый орех в случае возникновения такой необходимости удобнее все же камнем, чем сложной в исполнении маголодией, использующей мерцание звезды CorHydrae, отраженное в воде колодца, в котором в прошлом году утонула бабочка вида Stigmellamalella.
Беспомощно оглядевшись, Даф нашарила взглядом железный прут. Подняв его — на ладонях моментально осталась ржавчина, — она ухитрилась протиснуть прут в узкий зазор между рукоятью меча и головой змея и упереть конец прута в пол. Прежде чем использовать рычаг, она обежала змея, проверяя, не случится ли так, что его голова, сместившись, придавит Мефодия, если силы вдруг оставят ее. Затем вернулась и вновь взялась за прут.
— Буслаев, имей в виду, что я тебя терпеть не могу. Ты чертов эгоист! Самовлюбленный олух! У твоего дедушки была фамилия Хаврон! Ты мне надоел еще до того, как доктор сказал твоей маме, что у нее родится сын! И вообще у меня работа такая: помогать чайникам и сострадать веникам! — сказала она и навалилась на прут всем своим весом.
«« ||
»» [245 из
263]