Дмитрий Емец - Таня Гроттер и перстень с жемчужиной
– Дорогой Ягун! Будет замечательно, если ты расскажешь нам быстро и четко все, что знаешь, – сказала она, поворачиваясь к играющему комментатору.
– Совсем все, что знаю? – не выдержал Ягун.
– И отложишь на время свои увертки! – добавила Медузия.
Зрачки ее чарующих глаз потемнели и стали медленно проворачиваться. Играющий комментатор ощутил, что находится полностью под властью взгляда Медузии. Сознание доцента Горгоновой было глубоким и непроницаемым, как бездонная океанская впадина. В сравнении с ним сознание Ягунчика было мелким, заросшим камышом прудиком, в котором косматые нигилисты в свободное от отрицания время ловили с барышнями карасей.
«Бедные древние греки! Неудивительно, что с ней можно было сражаться, только глядя в щит», – подумал Ягун.
– Не надо оставлять меня без чувства юмора! Вообразите, что будет, если у меня отнимут юмор и останется одна болтливость? Я же вас в буквальном смысле задолбаю, – поспешно сказал Ягунчик.
Академик улыбнулся:
– И правда. Не трогай его, Медузия. Без юмора его комментарии матчей станут утомительны… Рассказывай, Ягун!
И Ягун рассказал. Быстро, ясно и лаконично. В духе «краткость – враг гонорара», но «четкость – сестра военного». Единственное, о чем он по понятным причинам не упомянул, это о разговоре, подслушанном на Лестнице Атлантов. Во время рассказа Ягун трижды ощущал легкую щекотку, словно кто-то краем соломинки касался его головы под волосами. Не решаясь выставлять активный блок против подзеркаливания, который и Меди, и академик, и даже Поклеп при необходимости с легкостью бы сломали, опытный Ягун все три раза прикидывался радостным простачком и вызывал в памяти образ Кати Лотковой. Под конец на него, видно, плюнули и оставили в покое.
«Надо не забыть сказать Лотковой, что ее лицо распугивает преподов!» – мысленно хихикнув, напомнил себе Ягун.
«« ||
»» [274 из
322]