Таня Гроттер и Золотая Пиявка.
– Да ваша я, ваша! И вообще, ещё раз назовешь меня «малюткой», переименую тебя в «крошку Ягунчика»! Усек? – пригрозила Таня.
Кивнув, Ягун деловито осмотрелся и метнулся в узенький, кривой коридорчик.
– Сюда! Через подъемный мост нам не пройти! Там Клопп! Значит, выбираемся на стену! – распорядился он и, забрав у Ваньки перстень, что-то торопливо забормотал.
– Ты что делаешь?, – спросила Таня.
– Не мешай! Пытаюсь вызвать на «Хап-цап» мой пылесосик! У меня всегда были трудности с пространственными заклинаниями, – отмахнулся Баб-Ягун.
Снова потянулись сырые коридоры. Бесконечные лестницы Большой Башни внезапно переходили в готические галереи. Некоторые выводили к стенам, но большинство стараниями Чумы-дель-Торт и нежити обрывались в никуда и могли сопроводить лишь на кладбище.
Таня едва узнавала Тибидохс. Куда делись все картины, богатырские кольчуги, древние лари и бухарские ковры? Едва ли скрипучие виселицы и украшенные темным бархатом плахи сделали школу волшебников привлекательнее. Впрочем, дизайнерское воображение Чумы-дель-Торт навечно зависло где-то в секторе гробовой атрибутики.
Когда, наконец, лабиринты благополучно закончились и впереди, в узком светлом проеме выхода, показались зубцы и бойницы, Таня едва не завопила от восторга. Пылесос Ягуна уже ждал их, притулившись в глубокой выбоине от каменного ядра и призывно поблескивая трубой.
Увидев его, Баб-Ягун схватился за голову и застонал так мучительно, словно у него разом заболели все зубы. Многочисленные коридоры и тысячи ступеней, по которым пришлось прокатиться его летательной машине, не прошли для неё даром. Корпус треснул.
Турбонасадка отвалилась. От хромированного обода остался тонкий грязноватый след. Труба чихала русалочьей чешуей. Из трех колесиков уцелело лишь одно – и то можно было назвать колесом лишь при наличии воображения.
«« ||
»» [225 из
238]