Д.Емец - Таня Гроттер и посох волхов
Дурнева разглядывала карлика со смешанным чувством ужаса и брезгливости. Тем временем Халявий уселся на пол и, с пугающей ловкостью почесав ухо ногой, бессвязно забормотал:
— Вот такая вот, то ись, наша жись! Атот еще колом... колом осиновым поперек спины... Я от кола-то увернулся да его за ногу. А тут второй из ружья как дребезнет, да серебряной пулей! Вот туточки пролетела мимо уха — свирк... А он уж снова приложился и целится! Едва я успел, значить, Темпора моралес произнесть.
Неожиданно Халявий осекся, встав, вытянулся по стойке «смирно» и, с беспокойством воззрившись на монументальную фигуру тети Нинели, поинтересовался:
— Болтаю, а у самого на языке вертится... Вы-то сами не из циклопих будете, мамаша? Нет? А то у нас в Трансильвании бродят по лесам эдакие фифы, зубы вышибают. Прям ни-ни — только сунься! Бессмертник Кощеев как-то мимо пролетал, с конского скелета упал, дык едва латы унес.
— Кто циклопиха? Я? Ах ты, секильдявка! — мигом теряя всякую робость, страшным голосом взревела тетя Нинель. Она крайне болезненно относилась к любым намекам на свой вес.
Испуганный родственник задрожал и полез забиваться под шкаф для обуви.
— Ой, страшна, мамаша, страшна! Прям хоть завтра к нам в Трансильванию! — запищал он оттуда.
Дядя Герман выронил шпагу. При повторном упоминании Трансильвании в мыслях у него смутно начало что-то проясняться.
— Погоди, так ты вампир? — спросил он, глядя на развитые глазные зубы выглядывающего из-под шкафа Халявия.
— Да не вампир я! Оборотень! Нехорошо, братец, своих не узнавать! Хоть ты и председатель, и Дракуле родня, да все ж таки нехорошо! — укоризненно произнес Халявий.
«« ||
»» [6 из
267]