Д.Емец - Таня Гроттер и посох волхов
***
Академик Сарданапал был гневен. Усы его прыгали. Щеки светофорно пылали. Он не мог усидеть на месте и бегал по кабинету. Черномагические книги бились в клетке, превращаясь то в змей, то в жаб. Их давно пора было кормить, но академик даже не оглядывался в сторону клетки.
Золотой сфинкс, недружелюбно щурясь на Тарараха, сидел у дверей на страже. Он попытался не пропустить преподавателя ветеринарной магии в кабинет, и теперь его шкура имела встрепанный вид. Зато, кажется, он уяснил разницу между питекантропом и обычным магом. Пока маг думает, питекантроп уже действует.
Кроме Сарданапала, Тани и Тарараха, в просторном кабинете пожизненно-посмертного главы Тибидохса находились еще Ягге, Медузия, Поклеп Поклепыч и Великая Зуби. Готфрид Бульонский отсутствовал: вооруженный не знающим промаха копьем(Не верьте античной рекламе! оно косило просто по-черному.) он бродил по подвалу в поисках лазеек, сквозь которые просачивалась нежить. Не жить кривлялась и дразнила его, выглядывая едва ли не из-за каждого угла и немедленно скрываясь, едва Готфрид кидался к ней.
Рядом со столом академика стояло зеркало из комнаты Тани, которое только что с соблюдением всех мер предосторожности перенес сюда Поклеп. Трещина на зеркале стала еще глубже, еще заметнее. Теперь это был уже не просто зигзаг — во все стороны от него разбегались тонкие нити. Казалось, с другой стороны зеркало покрывает мельчайшая паутина.
Горбун с Пупырчатым Носом не показывался. Однако ощущалось, что он где-то близко. Время от времени из-за стекла доносилось его хихиканье или на миг мелькала тонкая рука. Горбун хватал какое-нибудь случайное отражение и, как паук, затаскивал его в угол, где принимался рвать и комкать, точно старую бумагу. Отражения открывали рты в беззвучном крике и в панике заслонялись рука ми, как живые. Это было омерзительно.
А еще омерзительнее было то, что никто. — ни Сарданапал, ни Медузия, ни Зуби с Поклепом — не мог ничего с этим поделать. Над зеркальным миром они не имели никакой власти, и Безумному Стекольщику это было известно.
Академик Сарданапал подбежал к Тане, слегка привстал на цыпочки (Таня уже была немного выше его) и с горечью воскликнул:
— Как ты могла? Зачем, скажи, ты вообще вселила в зеркало этот дух? А вдруг момент уже упущен и мы не успеем приготовить Тибидохс к осаде? Нет ничего хуже, чем получить предательский удар от той, кому доверяешь! ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?
Таня смотрела на багровые щеки главы Тибидохса и на его прыгающие усы, пытавшиеся щелкнуть ее по носу. Она толком не понимала, что такого ужасного в ее поступке, но на всякий случай упрямилась. У нее еще с Москвы, от дяди Германа и тети Нинели, выработалась особая привычка реагировать на повышенный тон. Когда ее обвиняли в чем-то, она словно каменела внутри, сжималась и почти зримо представляла, как отскакивают от нее чужие слова и как они падают у нее ног. Как от стенки горох! Проклятая дура! — говорил Дурнев.
«« ||
»» [99 из
267]