Д.Емец - Таня Гроттер и пенсне Ноя
— Нет, ничего... Пока всем! Не скучайте! — сказала Таня и быстро вышла.
— Что-то наша Гроттерша задумала. Она не на Лысую Гору летит, точно. Тебе вот ее не жалко? — спросила Гробыня, прищурившись на Пипу.
— Мне Пуппера жалко, моего сладкого. И Ваньку. Кто им жизнь испортил, как не она? Сама знаешь, я никому на Ваньку не настучала, пока он у моих папули-мамули жил. Даже заступалась на него. Кто ж виноват, что он такой глупый оказался? — сказала Пипа.
— А Гроттершу не жалко? Сгинет же она в Дубодаме! — воскликнула Гробыня.
— Ну и пускай! — упрямо сказала Пипа. — Она вроде хорошая, чистенькая, а скольким людям жизнь заела. Она еще во младенчестве родителей своих подставила. Потом Чумиху, потом Пуппера, потом Ваньку... У меня на нее диатез, диабет, аллергия с ранних лет. Может, и мамуля из-за нее так жутко растолстела. А тебе жалко, что ли?
— Мне жалко? Да с чего ты решила! Я посыпаю голову пеплом по другим дням. Сегодня у меня выходной, — вспылила Склепова и отвернулась.
Но все же заметно было, что Танька не выходит у нее из головы. Гробыня впервые, быть может, в жизни кого-то жалела, и это чувство было новым для нее. Новым и беспокоящим, потому что не укладывалось в привычную схему.
***
Еще издали Таня услышала со стороны подъемного моста голоса. Кажется, Поклеп Поклепыч перчил за что-то Пельменника, тот же басом оправдывался и сердито стучал по камням ручкой секиры. Решив, что умнее будет не попадаться им на глаза, Таня свернула на лестницу, ведущую на стены.
Она поднималась, точно на эшафот, и ни на минуту не могла выбросить из головы, что прощается с Ти-бидохсом навсегда. «Прощайте, ступеньки! Прощай, Большая Башня! Прощай, драконбольное поле!» — думала она, и воспоминания хаотически лроносились у нее в памяти, точно подхваченные ветром сухие листья.
«« ||
»» [193 из
243]