Д.Емец - Таня Гроттер и пенсне Ноя
— Больше не смей открывать даже форточку! Форточки, как, кстати, и девушки, придуманы для здоровых людей, а не для таких болезненных, как ты! — проговорила она. — Тебе все ясно?
— Так точно, — басом сказал Генка, — Не «так точно», а «да, мамочка!».
— Да, мамочка!
— И не вздумай больше включать по ночам компьютер. Твои бредовые книжки я тоже забираю. Получишь после экзаменов, если сдашь все тесты. Большего я от тебя не ожидаю.
Мама плотно закрыла окно, собрала с пола оккультные книги Бульона и, бросив на сына еще один пытливый взгляд, вышла. В комнате сразу стало душно и тошно, как в каземате. Генка лежал и тупо таращился в белеющий над ним потолок.
— Я не лопухоид... Не лопухоид! Не хочу здесь, хочу в Тибидохс! — повторял он одними губами.
Мама давно спала праведным сном инквизитора, только что спалившего десяток ведьм, а Бульон все смотрел в потолок и повторял, повторял, повторял одно и то же. Никогда и ничего прежде он не желал с такой чудовищной силой. Он почти зримо ощущал, как потоки желания отрываются от него и бомбардируют вселенную, просачиваясь во все миры.
И с каждым новым повторением что-то менялось в самом Бульоне независимо от его воли. Его магические способности, столько лет заблокированные, пробуждались. Скорлупа привычного уклада трескалась, уступая место чему-то новому. В состоянии полуяви-полусна Генка ощущал себя коконом, от которого отходят десятки и сотни нитей, излучающих пульсирующий свет. И каждая нить, всё, что Она пронизывала, было тоже им, Генкой Бульоновым. Странное, противоречивое чувство овладело им. Генке чудилось, что он увеличился до размеров вселенной и одновременно съежился и стал крохотным, как горчичное зерно.
— Я не лопухоид... Я хочу в Тибидохс... Когда это, наконец, кончится? — бормотал он, терзаемый противоречиями.
И вот под утро, когда Генка, утративший уже счет времени, провалился в сон, что-то полыхнуло вдруг.
«« ||
»» [9 из
243]