Энн Райс - Интервью с вампиром
«Разное, — Клодия улыбнулась. — Подчас меня восхищает человеческая способность находить объясне ние чему угодно. Тебе доводилось встречать лилипутов в парках и балаганах, уродцев, которые за деньги развлекают глумливую толпу?» «Я и сам был всего лишь подмастерьем у фокусника и фигляра! — сказал я вдруг, сам того не желая. — Подмастерьем!» Мне хотелось прикоснуться к Клодии, погладить ее по голове, но я боялся ее гнева, готового вот вот вспыхнуть.
Она опять улыбнулась, взяла мою руку и накрыла ее крохотной ладошкой.
«Да, подмастерьем! — повторила она и рассмеялась. — Тем не менее я прошу тебя снизойти с непостижимых вершин твоего духа и ответить всего на один вопрос. Что ты чувствовал, когда… спал с женщиной? Как это бывает?» Сам не помню, как я очутился в прихожей и принялся лихорадочно искать перчатки и шляпу, как человек в минуту помутнения рассудка.
«Ты не помнишь?» — спросила она холодно и спокойно, когда я уже взялся за медную ручку двери.
Я остановился, ее взгляд жег мне спину; мне было стыдно своей слабости. Я повернулся к ней, и сам не мог понять, куда собрался идти, зачем, почему здесь стою?
«Это всегда было так торопливо. — Я старался смотреть прямо в ее глаза, ясные, голубые, холодные и такие открытые. — И это редко давало мне радость… все кончалось слишком быстро. Это было, как бледная тень убийства».
«А а а, — протянула она. — Так же, как боль, которую я причинила тебе сейчас. Это тоже жалкое подобие убийства».
«Да, мадам, — отозвался я. — Я склонен думать, что вы правы», — и, церемонно откланявшись, пожелал ей спокойной ночи.
— Нескоро я сумел замедлить шаг. Я перешел на другой берег Сены, мне хотелось темноты, хотелось убежать, спрятаться от нее, от себя самого, от своего непреодолимого страха перед лицом очевидной истины: я не способен сделать ее счастливой, значит, и сам никогда не буду счастлив.
Ради ее счастья я отдал бы все, даже этот новый мир, который теперь казался мне пустым и бесконечным. Ее слова мучили меня, я снова и снова вспоминал ее глаза, полные горечи и упрека. Темные старые улочки уводили меня в глубь Латинского квартала; я придумывал для нее какие то объяснения, что то шептал, но уже понимал, что невозможно вылечить ее смертельную тоску и мою собственную боль.
«« ||
»» [128 из
207]