Энн Райс - Интервью с вампиром
Что то сломалось внутри меня, точно в душе открылись шлюзы, бурный поток чувств вырвался наружу и заставил напрячься каждый мускул моего усталого тела. Я вскочил на ноги и поспешно отступил назад, подальше от него.
«Ты сошел с ума? — спросил я, изумленный собственными гневом и отчаянием. — Мы оба, ты и я, бессмертны, вечны; каждую ночь мы черпаем наше бессмертие в человеческой крови; здесь, на столе, среди заключенного в толстые тома многовекового знания сидит ребенок, такой же демон, как и мы сами. И ты еще спрашиваешь, почему я стараюсь понять смысл нашего существования, почему обращаюсь к сверхъестественным силам, почему ищу их! Я видел свое превращение и могу поверить во что угодно! Разве не так? Да, я запутался, я готов принять даже самую невероятную истину из всех когда либо слышанных мною: в нашем существовании вообще нет никакого смысла!» Я попятился к двери, прочь от его удивленного лица, руки, парящей в воздухе возле неподвижных губ, пальцев, сжатых так сильно, будто он хотел пронзить ногтями собственную ладонь.
«Не уходи! Вернись», — прошептал он.
«Нет, не сейчас, — сказал я. — Позволь мне уйти. На время… позволь мне уйти. — Ничто не изменилось. Просто я должен пережить твои слова…» На пороге я оглянулся. Клодия смотрела на меня, сложив руки на коленях. Потом нежно и печально улыбнулась, махнула рукой: уходи.
Мне хотелось выбраться из театра, очутиться среди старинных улиц и просто идти куда нибудь, чтобы прийти в себя. Но у меня не было сил; двигаясь наощупь в темноте по каменному коридору, я совершенно растерялся. Наверное, просто не мог собраться с духом и сделать над собой усилие, моя собственная воля отказывалась повиноваться мне. Я подумал, что смерть Лестата, если он, конечно, умер, была бессмысленной жертвой. Я часто думал о нем, вспомнил и теперь, но с теплотой и сожалением. Он был такой же потерянный и одинокий, как мы все. Он не прятал от нас никакой тайны, просто сам ничего не знал. Ему нечего было знать. Я не мог разобраться в своих мыслях, но уже начал понимать, что напрасно ненавидел Лестата. Я сидел на ступеньках лестницы в полумраке, спиной к приоткрытой двери зала, и тупо смотрел на собственную расплывчатую тень на грубом, шероховатом полу. Внутренний голос шептал мне: «Усни». И еще отчетливее: «Забудь обо всем». Но я не предпринял ни малейшей попытки встать и вернуться в гостиницу, хотя мне хотелось туда; я вспомнил, как там свежо и спокойно; там, среди милой и недолговечной роскоши, я смогу забыться, опуститься в мягкое бархатное кресло, положить ноги на каминную решетку и смотреть, как языки пламени лижут мраморные изразцы, и видеть в бесчисленных зеркалах не вампира, а усталого и задумчивого человека… «Беги туда», — уговаривал я сам себя, «беги прочь от всего, что держит тебя здесь». И снова я подумал о Лестате.
«Я был несправедлив к нему. Я напрасно его ненавидел», — повторял я шепотом, стараясь вытянуть мысль из темных глубин сознания, чтобы она обрела законченную форму, понятную для меня самого. Мой шепот походил на тихое шуршание сухих листьев и эхом отдавался под каменными сводами лестницы.
Вдруг из темноты отозвался другой, нечеловеческий голос, тусклый и ровный:
«О чем ты? Почему ты был несправедлив к нему?» Я обернулся так резко, что перехватило дыхание. Вампир сидел рядом со мной, совсем близко.
Я не поверил своим глазам: это был тот мрачный шут, которого Арман называл Сантьяго.
Ничто в нем не напоминало прежнего жестокого злодея, хотя совсем недавно именно он напал на меня, и Арман его ударил. Его черные волосы слегка растрепались, с губ исчезла коварная ухмылка. Он пристально глядел на меня.
«« ||
»» [144 из
207]