Андрей Ерпылев - Выход силой
Балагур – с расстояния в сто с лишним метров – смот¬рел точно ему в глаза.
Ждет. Как только Батя дрогнет, полковник поднимет большой палец вверх, и Федотов казнит зарвавшегося па¬цана. Надо было и раньше это сделать. Прямо в той злопо¬лучной экспедиции, пока Князев рубил тростник. Балагур так и предлагал, но Батя уперся. Говорил, что сын за отца не в ответе.
А надо было прикончить его тогда, в тростнике. Выстре¬лом в затылок.
Убить и забыть. Как они прикончили почти два десятка лет назад его отца.
И вдруг Федотов словно увидел профессора. И был он таким, каким Федотов видел его в последний раз живым – окровавленным, уничтоженным.
Это для обычных первомайцев, для массы, для толпы, по¬мнящей справедливого и человечного лидера, он просто пропал без вести, оставив плоды своих трудов и добрую па-мять о себе. Для них троих, спаянных круговой порукой, кровью спаянных, он оставался жив. Как нарыв на душе, как заноза, которая вроде и не беспокоит особенно, но кото¬рую не вытащишь. Он жил вместе с ними, с их больной со¬вестью. И с возрастом, со временем, разрастался в ней, как раковая опухоль.
Перед майором из темноты и пустоты, как старинный фотоснимок, все четче проявлялось залитое кровью лицо умирающего Князева, его похожий на клекот шепот. Слова можно было услышать, только склонившись к запекшемуся рту и чувствуя на щеке мельчайшие брызги крови, вылета¬ющей с дыханием из пробитых сломанными ребрами лег-ких, – его страшную улыбку, проступившую на треснувших, с дрожащими алыми каплями, губах... С ней он и умер тог¬да, а они все никак не могли остановиться и месили, месили, месили кулаками и ногами безвольное тело, окончательно лишая его сходства с человеком. Прерывались на несколько минут, чтобы глотнуть водки, не опьяняющей отупевший от ужаса содеянного мозг, и снова возвращались к бесполезно¬му уже делу, мстя мертвому человеку за свои ошибки.
Кто тогда пришел в себя первым? Середин? Балагур? Он, Федотов? Майор не помнил. И не любил возвращаться мыслями к этому. Не любил и боялся. Будто мог кто то при¬звать его к ответу за прошлое преступление – одно из мно¬гих, но наиболее памятное – и выставить счет левой руке президента.
– Убирайся к черту! – выкрикнул он в темноту и пришел в себя.
Никого, решительно никого вокруг. Ни мертвых, ни жи¬вых. Только он и верная винтовка – подарок безымянного киллера.
«« ||
»» [253 из
260]