Дмитрий Глуховский - Mетро
— Почему же смерть? Я слышал, вы очень их хорошо давите. Они же безоружные. Но что это? Откуда и кто они? Я никогда не слышал о таком на других станциях. Никогда. А это значит — такого больше нигде нет. Я хочу знать, что это. Я чую очень большую опасность. Я хочу знать степень опасности. Я хочу знать её природу. Поэтому я здесь. Теперь ты понимаешь?
— Опасность должна быть ликвидирована, да, Охотник? Ты так и остаёшься ковбоем... Но может ли опасность быть ликвидирована — вот в чём вопрос, — грустно усмехнулся Сухой. — Вот в чём загвоздка. Тут всё сложнее, чем тебе кажется. Намного сложнее. Это не просто зомби, мертвяки ходячие, из кино. Это в кино всё было просто — заряжаешь серебряными пулями револьвер, — карикатурно вскинув сложенную в виде пистолета ладонь, иронично продолжал он, — Бах-бах — и силы зла повержены… Но тут что-то другое… Что-то страшное… А ведь меня трудно напугать, Хантер, и ты сам это знаешь… — Ты паникуешь? — удивлённо спросил Хантер.
— Их главное оружие — ужас. Люди еле выдерживают на своих позициях. Люди лежат с оружием, с автоматами, с пулемётами, на них идут безоружные — и эти люди, зная, что за ними и качественное и количественное превосходство, чуть не бегут, с ума сходят от ужаса — и некоторые уже сошли, по секрету тебе скажу. И это не просто страх, Хантер! — Сухой понизил голос. Это... Не знаю даже как и объяснить-то тебе толком… Это они нагнетают, и с каждым разом всё сильнее… Как-то они на голову действуют… И мне кажется — сознательно. И издалека их уже чувствовать начинаешь — через уши, через ноздри — всё сильнее ощущаешь их присутствие — и ощущение это всё нарастает, гнусное такое беспокойство, что ли, и поджилки трястись начинают — а ещё и не слышно ничего, и не видно, но ты уже знаешь, что они где-то близко, идут… Идут… И тут этот вой их раздаётся — просто хоть беги… А подойдут поближе — трясти начинает… И долго видится ещё потом, как они с открытыми глазами на прожектор идут….
Артём вздрогнул. Оказывается, кошмары мучали не только его. Раньше он на эту тему старался ни с кем не говорить — боялся, что сочтут его за труса или за ненормального.
— Психику расшатывают, гады! — продолжал Сухой. — И знаешь, словно они на твою волну как-то настраиваются — и в следующий раз ты их ещё лучше чуешь, ещё больше боишься. И пойми! — горячо закончил он, — это не просто страх… Я знаю.
Он замолчал. Хантер сидел неподвижно, внимательно изучая его глазами и, очевидно, обдумывая услышанное. Потом он отхлебнул горячей настойки и проговорил медленно и тихо:
— Это угроза всему, Сухой. Всему этому загаженному метро, а не только вашей станции.
Сухой молчал, словно борясь с собой и не желая отвечать, но тут его словно прорвало:
— Всему метро, говоришь? Да нет, не только метро… Всему нашему прогрессивному человечеству, которое доигралось-таки со своим прогрессом. Пора платить! Борьба видов, Охотник. Борьба видов. И эти чёрные — не нечисть, Охотник, и никакие это не упыри. Это — хомо новус. Следующая ступень эволюции. Лучше нас приспособленная к окружающей среде. Будущее за ними, Охотник! Может, сапиенсы ещё и погниют пару десятков, да даже и с полсотни лет в чёртовых норах... Которые они сами для себя нарыли, ещё когда их было слишком много, и все одновременно не умещались сверху, так что тех, кто победнее, приходилось днём запихивать под землю. Станем бледными, чахлыми, как уэллсовские морлоки — помнишь, из «Машины Времени», в будущем, жили у них под землёй такие твари? Тоже когда-то были сапиенсами… Да, мы оптимистичны, мы не хотим подыхать! Мы будем на собственном дерьме растить грибочки, и свиньи станут новым лучшим другом человека, так сказать, партнёром по выживанию… Мы с аппетитным хрустом будем жрать мультивитамины, тоннами заготовленные заботливыми предками. Мы будем робко выползать наверх, чтобы поспешно схватить ещё одну канистру бензина, ещё немного чьего-то тряпья, а если сильно повезёт — ещё горсть патронов, а потом скорее бежать назад, в свои душные подземелья, воровато оглядываясь по сторонам, не заметил ли кто. Потому что там, наверху, мы уже не у себя дома. Мир больше не принадлежит нам, Охотник… Мир больше не принадлежит нам.
Сухой замолчал, глядя, как медленно поднимается от чашки с чаем и тает в сумраке палатки пар. Хантер ничего не отвечал, и Артём вдруг подумал, что никогда он ещё не слышал такого от своего отчима… Ничего не осталось от его обычной уверенности в том, что всё обязательно будет хорошо, от его «Не дрейфь, прорвёмся!», от его ободряющего подмигивания… Или это всегда было только показное?
«« ||
»» [21 из
356]