Дмитрий Глуховский - Mетро
Его странствие подходило к концу. Артём и сам не смог бы сказать, сколько времени он отсутствовал. Может быть, прошло две недели, может — больше месяца.
Каким простым, каким коротким казался ему его путь, когда он сидя на дрезине на Алексеевской разглядывал в свете фонарика свою старую карту, пытаясь наметить дорогу к Полису... Перед ним тогда лежал неведомый ему мир, о котором достоверно ничего было неизвестно, и поэтому можно было набрасывать маршрут, думая о краткости дороги, а не о том, во что она превращала идущих по ней путников. Жизнь предложила ему совсем другой маршрут, запутанный и сложный, смертельно опасный, и даже случайные попутчики, разделявшие с ним лишь малый участок его пути, могли поплатиться за это жизнью.
Артём вспомнил Олега. У каждого — своё предназначение, говорил ему на Полянке Сергей Андреевич. Не могло ли быть так, что предназначением этой короткой детской жизни оказалось страшно, нелепо погибнуть — во спасение нескольких других людей? Во имя продолжения их дела?
Почему-то Артёму стало холодно и неуютно. Принять такое предположение — значит принять эту жертву, поверить в то, что его избранность позволяет ему продолжать свой путь за счёт чужих жизней, страданий, ступая по сломанным хребтам судеб других людей. Чтобы выполнить своё предназначение.
Олег, конечно, был слишком мал ещё, чтобы задаваться вопросом, зачем он появился на свет. Но если бы ему пришлось над этим размышлять, вряд ли он согласился бы с такой участью и с такой миссией. Наверное, ему хотелось бы рассчитывать на нечто более значимое... И уж если жертвовать своей жизнью, чтобы спасти чужие — то не так несуразно, а хотя бы благородно и осмысленно.
Перед глазами встало лица Михаила Порфирьевича, Данилы, Третьяка, сведённое судорогой и покрытое пеной страшное лицо погибшего от ядовитой иглы бойца. За что они погибли? Почему сам он смог выжить? Что дало ему эту возможность, это право? Артём пожалел, что рядом с ним сейчас нет Ульмана, который одной насмешливой репликой рассеял бы его сомнения. Разница между ними была в том, что путешествие по метро заставило Артёма смотреть на мир сквозь некую многогранную призму, а Ульмана его суровая жизнь научила глядеть на вещи проще — через прицел снайперской винтовки. Неизвестно, кто из них двоих был прав, но поверить в то, что на каждый вопрос может быть всего один, истинный ответ, Артём уже не мог.
Вообще в жизни, и особенно в метро всё было нечётким, изменяющимся, неабсолютным. Сначала ему объяснил это Хан — на примере станционных часов. Если такая основа восприятия мира, как время, оказывалась надуманной и относительной, то что же говорить о других «непреложных» представлениях о жизни?
Всё — от голоса труб в туннеле, через который он шёл, сияния кремлёвских звёзд и до вечных тайн человеческой души имело сразу несколько объяснений. И особенно много ответов было на вопрос «зачем?». Все — от людоедов с Парка Победы до бойцов бригады имени Че Гевары — знали, что ответить. У каждого — сектантов, сатанистов, фашистов, философов с автоматами, вроде Хана — были свои ответы. И именно поэтому Артёму было трудно выбрать и принять один из них. Встречая каждый день ещё один, он не мог заставить себя поверить в то, что именно он — истинный, потому что назавтра мог возникнуть новый, более точный и всеобъемлющий.
Кому верить? Во что? В Великого червя — людоедского бога, перекроенного из поезда, заново населяющего бесплодную выжженную землю, в гневного и ревнивого Иегову, в его перевёрнутое вверх ногами отражение — Сатану, в победу коммунизма во всём метро, или в превосходство курносых блондинов над курчавыми смуглыми брюнетами? Что-то подсказывало Артёму, что никакого различия между этим не было. Вера была просто палкой, которая поддерживала человека, не давая ему оступиться, и помогая подняться на ноги, если он споткнулся и упал. Когда он был маленьким, его рассмешила история отчима про то, как обезьяна взяла палку в руки и стала человеком. С тех пор она её уже не выпускала, из-за этого так и не распрямившись до конца, думал он сейчас.
Он мог понять, почему и зачем человеку нужна была эта опора. Без неё жизнь становилась пустой, как заброшенный туннель. В ушах Артёма всё ещё отдавался отчаянный крик дикаря с Парка Победы, узнавшего, что Великий червь — всего лишь выдумка жрецов его народа. Нечто похожее он чувствовал и сам, узнав, что и Невидимых Наблюдателей не существует. Но ему отказ от Наблюдателей, Червя и других богов метро давался намного легче.
«« ||
»» [335 из
356]