Дмитрий Глуховский - Mетро
В чём же дело? Значит ли это, что он не такой, что он сильнее, чем остальные? Артём понял, что он лукавит. Палка была и у него в руках, и он должен набраться смелости, чтобы признать это.
Опорой ему служило сознание того, что он выполняет задание огромной важности, что на кон поставлено выживание всего метро, и что эта миссия не случайно была поручена именно ему. Сознательно или нет, Артём во всём искал доказательства того, что он был избран для исполнения этого задания, но не Хантером, а кем-то или чем-то другим. Уничтожить чёрных, избавить от них свою родную станцию, близких людей, помешать тому, что они разрушат метро. Это была задача, достойная того, чтобы стать стержнем его жизни. И всё, что с ним случилось во время его странствий, доказывало только одно — он не такой, как все. Ему предуготовано что-то особенное. Именно он должен был стереть в порошок, истребить нечисть, которая в противном случае сама расправилась бы с остатками человечества. Пока он шёл по этому пути, верно истолковывая посылаемые ему знаки, его воля к успеху гнула реальность, играла со статистическими вероятностями, отводя пули и отталкивая чудовищ и врагов, а союзников заставляя появляться в нужное время и в нужном месте. Как иначе понять, почему Данила отдал ему план расположения ракетной части, а сама эта часть чудом не была уничтожена десятки лет назад? Как ещё объяснить то, что вопреки здравому смыслу он встретил Антона — одного из немногих, а может, единственного выжившего ракетчика широкого профиля на всё метро? Вкладывая в руки Артёма могучее орудие и посылая ему человека, который поможет ему нанести смертельный удар по необъяснимой и беспощадной силе, сокрушить её? Как истолковать его чудесные спасения из самых отчаянных ситуаций? Пока он верил в своё предназначение, он был неуязвим, хотя ступающие рядом с ним люди гибли один за другим.
Его мысли соскользнули на сказанное Сергеем Андреевичем на Полянке — про судьбу и сюжет. Тогда эти слова толкнули его вперёд, словно новая, смазанная пружина, вставленная в изношенный проржавевший механизм заводной игрушки. Но вместе с тем, они были ему чем-то неприятны. Может, оттого, что его теория лишала Артёма свободной воли, и если бы он пошёл теперь вперёд — то не следуя собственному решению, а покоряясь сюжетной линии своей судьбы. А с другой стороны — как можно было после всего произошедшего с ним отрицать существование этой линии? Теперь он не мог уже больше поверить в то, что вся его жизнь — только цепь случайностей. Слишком много пройдено уже, и с этой колеи нельзя так просто сойти. Если он зашёл так далеко, он должен идти и дальше — такова неумолимая логика его пути. И главное, ему совсем этого не хотелось. Сейчас уже поздно сомневаться, и нельзя уже отвернуться и двинуться обратно. Он должен идти вперёд, даже если это означает ответственность не только за его собственную жизнь, но и за жизнь других. Эти жертвы не напрасны, он должен их принимать, он должен пройти свой путь до конца и закончить то, ради чего он оказался в этом мире. Это и есть его судьба.
Как же ему раньше не хватало этой ясности в мыслях, удивился Артём. Сомневался в своей избранности, отвлекался на глупости, всё время колебался, хотя ответ всегда был рядом. Прав был Ульман: усложнять жизнь ни к чему.
Он шёл, бодро печатая шаг. Никакого шума из труб он так и не услышал: словно в подтверждение его слов в туннелях до ВДНХ вообще не встретилось ничего опасного. Однако всё время Артёму попадались люди, идущие к Проспекту Мира: он двигался наперекор потоку несчастных, загнанных людей, бросивших всё и бегущих от опасности. Они озирались на него, как на сумасшедшего: он один шёл в самое логово ужаса, в то время как остальные старались покинуть проклятые места. Ни у Рижской, ни у Алексеевской дозоров не было. Погрузившись в свои мысли, Артём сам не заметил, как подошёл к ВДНХ, хотя и прошло не меньше двух часов.
Ступив на станцию и оглядевшись вокруг, он невольно вздрогнул — до того она напоминала ему ту ВДНХ, которую он видел в своих кошмарах. Половина освещения не работала, в воздухе стоял запах пороховой гари, а где-то в отдалении слышались стоны и надрывный женский плач.
Он взял автомат в руки и двинулся вперёд, осторожно огибая арки и внимательно присматриваясь к теням. Было похоже, что чёрным удалось по крайней мере один раз прорвать заслоны и добраться до самой станции. Часть палаток была размётана, в нескольких местах на полу виднелись засохшие следы крови. В других ещё жили, кое-где внутри сквозь брезент даже просвечивал фонарик.
Из северного туннеля доносилась отдалённая стрельба. Выход в него был перекрыт горой мешков с грунтом в человеческий рост. Три человека прижимались к этой ограде, видимо, наблюдая за туннелем сквозь бойницы или держа подходы на прицеле.
— Артём? Артём! Ты здесь откуда? — окликнул его знакомый голос.
Обернувшись, он заметил Кирилла — одного из членов отряда, с которым он в самом начале своего путешествия выбирался с ВДНХ. Рука у Кирилла свисала на перевязи, а волосы на голове были всклокочены ещё больше, чем раньше.
«« ||
»» [336 из
356]