Дмитрий Глуховский - Mетро
Но трудно очень с собой справиться, особенно когда в одиночку идёшь. Люди так с ума сходили. Просто не могли больше успокоиться, даже когда на станцию приходили. Потом, конечно, понемногу отходили, но в туннель войти снова не могли себя заставить — их немедленно охватывало то самое давящее беспокойство, хоть немного знакомое каждому жителю метро, но для них превратившееся в губительное наваждение.
— Не бойся, я смотрю! — ободряюще крикнул Артём замыкающему. Тот кивнул, но через пару минут не выдержал и снова оглянулся. Трудно...
— У Серёги один знакомый вот именно так и съехал, — тихо сказал Женька, сообразив, что Артём имеет в виду. — У него, правда, причина на то более серьёзная была. Он, понимаешь ли, пионер-герой такой был, решил в одиночку через тот самый туннель на Сухаревской пройти, помнишь, про который я тебе тогда рассказывал? Через который в одиночку пройти никак нельзя, а с караваном — запросто?
— Что такое пионер-герой? — не постеснялся уточнить Артём, услышав непонятное сочетание.
— Ну, это... В-общем... Пионеры это, ну ты знаешь — на Красной Линии... Почему они герои, я, честно говоря сам точно не знаю, но когда Серёга рассказывал, он его именно так назвал. Не знаю, что он там имел в виду... — замялся Женька.
— Ну ладно, чёрт с этими героями — чего там дальше?
— Выжил парень. И знаешь почему выжил? — Женька ухмыльнулся. — Потому что дальше сотого метра зайти храбрости не хватило. Когда он туда уходил, бравый такой был, решительный. Ха... Через двадцать минут вернулся — глаза вытаращенные, волосы на голове дыбом стоят от страха, ни слова по-человечески произнести не может... Так от него и не добились больше ничего — он с тех пор говорит как-то бессвязно, всё больше мычит. И в туннели больше ни ногой — так и торчит на Сухаревской, попрошайничает. Он теперь там местный юродивый. Мораль ясна?
— Да, — неуверенно сказал Артём, потому что из этой поучительной истории можно было с равным успехом извлечь несколько противоположных моралей.
Некоторое время отряд двигался в полной тишине. Артём вновь погрузился в свои планы, и шёл так довольно долго, пытаясь изобрести нечто правдоподобное, что можно было сказать на заставе на выходе с Рижской, чтобы выбраться к Проспекту Мира, пока не понял, что звучание мысленных разговоров в его голове заглушается постепенно растущим странным шумом, тянущимся из туннеля впереди. Шум этот, почти неуловимый вначале, находящийся где-то на зыбкой границе слышимого и ультразвука, медленно и совсем незаметно креп, так что невозможно было определить тот момент, когда Артём начал слышать его. К тому моменту, как он его осознал, тот звучал уже довольно сильно, будто свистящий шёпот, непонятный, нечеловеческий. Артём быстро взглянул на остальных. Все двигались слаженно и молча. Командир больше ни о чём не говорил с Кириллом, Женька думал о чём-то своём, и замыкающий спокойно смотрел вперёд, перестав нервно вертеться. Никто из них не проявлял ни малейшего беспокойства. Они ничего не слышали. Ничего! Артёму стало страшно. Спокойствие и молчание всего отряда, все более заметное на фоне нарастающего шипения было совершенно непостижимым и пугающим. Артём бросил рукоять и выпрямился в полный рост. Женька удивлённо посмотрел на него. Глаза его были ясны и в них не было ни следа дурмана или чего-то такого, чего Артём боялся там найти.
— Ты чего? — спросил он недовольно. — Устал, что ли? Ты сказал бы заранее, а не бросал так вот.
«« ||
»» [44 из
356]