Дмитрий Глуховский - Mетро
— Здесь нет ничего интересного, — отмахнулся Артём.
— Ага, точно, сплошная лажа. Эх, пацан, есть местечки в этом гадюшнике, где всё, что хочешь достать можно. Идёшь, а тебя зазывают наперебой: «Оружие, наркотики, девочки, поддельные документы», — мечтательно вздохнул Бурбон. — А эти гниды, — он кивнул на флаг Ганзы, — устроили здесь ясли: того нельзя, этого нельзя... Ладно, пойдём забирать твою мотыгу и мне надо тебе объяснить, как нам дальше идти. Через перегон через этот грёбаный.
Забрав Артёмов автомат, они уселись на каменной скамье перед входом в южный туннель. Здесь было сумрачно, и Бурбон специально выбрал именно это место, чтобы успели привыкнуть глаза.
— Короче. Дела такие: я за себя не ручаюсь. Со мной раньше такого не было, поэтому я не знаю, чего я там делать стану, если мы тоже на эту байду напоремся. Тьфу-тьфу, конечно, постучать по дереву там, и все дела, но если всё-таки напоремся... Ну, если я сопли распущу или, типа, оглохну — это нормально ещё. Но там, как я понимаю, у каждого по-своему крыша едет. Пацаны наши так и не вышли обратно, во всяком случае, на Проспект. Я думаю, они вообще никуда не вышли, и мы об них ещё споткнёмся сегодня. Так что ты это... Готов будь, а то ты у нас нежный... А вот если я бычить начну, орать там, замочу тебя ещё... Вот проблема, понял? Не знаю, чего и делать...размышлял он.
— Ладно! — решился он наконец, очевидно, после долгих колебаний. — Пацан ты вроде ничего... В спину стрелять, наверное, не будешь. Я тебе свою пушку отдам, пока мы будем через перегон этот идти. Смотри, — предупредил он, цепко глядя Артёму в глаза, — ты шуток со мной не шути. У меня с юмором туго!
Вытряхнув из своего рюкзака какое-то тряпьё, он осторожно вытащил оттуда завёрнутый в потёртый чёрный пластиковый пакет автомат. Это был тоже Калашников, но укороченный, как у пограничников Ганзы, с откидным прикладом и с коротким раструбом вместо длинного ствола с мушкой на конце, как у Артёма. Магазин Бурбон с него снял и убрал обратно в свой рюкзак, закидав сверху бельём.
— Держи! — передал он оружие Артёму. — Далеко не убирай. Может, пригодится. Хотя перегон тихий... — и, не договорив, спрыгнул на пути. — Ладно, пошли. Раньше сядешь — раньше выйдешь.
Это было страшно. Когда надо было идти от ВДНХ к Рижской, хотя Артём и знал, да и командир их предупреждал, что всякое может произойти, но всё-таки — через эти туннели каждый день шли люди, туда и обратно, и потом, — впереди была другая обитаемая станция, на которой их ждали, и хотя надо было быть готовым ко всему, в глубине души все они понимали, что слова командира — так, необходимая формальность, чтобы были ко всему готовы, да ещё желание попугать немного молодёжь, чтобы не зевала. Там было просто неприятно, как всем и всегда бывает неприятно уходить с освещённой спокойной станции. Даже когда они отправлялись в путь к Проспекту Мира с Рижской, несмотря на все сомнения, можно было тешить себя мыслью, что впереди — одна из станций Ганзы, и есть куда идти, и можно будет отдохнуть, ничего не опасаясь.
Но тут было просто страшно. Туннель, лежащий перед ними, был совершенно чёрным, здесь царила какая-то необычная, полная, абсолютная тьма, густая и почти осязаемая, пористая, как губка, она жадно впитывала лучи их фонаря, их еле хватало, чтобы осветить пятачок земли в шаге впереди. Напрягая до предела слух, Артём пытался различить зародыш того странного болезненного шума, но тщетно: наверное, звуки проникали через эту тьму так же трудно и медленно, как и свет. Даже бодро грохотавшие всю дорогу подкованные Бурбоновы сапоги в этом туннеле звучали вяло и приглушённо.
В правой стене вдруг возник провал — луч фонаря утонул в чёрном пятне, и Артём не сразу понял, что это было просто ответвление, уходящее вбок от основного туннеля. Он вопросительно оглянулся на Бурбона.
«« ||
»» [59 из
356]