Дмитрий Глуховский - Сумерки
Я не стал искать объяснений. Жадно схватив папку, я стремглав вылетел из библиотеки и бросился в своё логово. Ни землетрясения, ни чудовища, ни даже милиция не страшили меня сейчас. Я боялся лишь одного: проснуться в поту в своей постели, судорожно сжимая пустые руки, в которых всего несколько мгновений назад держал свой бесценный груз, эту вымоленную и выстраданную мной индульгенцию.
Сверху лежал свёрнутый вчетверо клетчатый тетрадный лист, а за ним виднелись они! Страницы моего дневника! Дрожащими руками я отложил в сторону бумажку - она подождёт.
Весь мир подождёт…
«Что в обозначенном колодце, или сеноте, как именовали его индейцы, мне пришлось провести пять дней и четыре ночи, и что обстоятельства моего пребывания в оном колодце, как и моего освобождения из него, были преудивительны и чудесны.
Что до наступления дождливого времени на Юкатане оставалось ещё несколько недель, и дни были весьма жаркие и засушливые, и что испытание жаждою перенёс я единственно благодаря росе, капли которой слизывал ранним утром с каменных стен сенота. Однако пуще влаги нуждался я в надежде на избавление, которая таяла с каждым часом, проведённым мною в заточении.
Что в первый день думал я, что сеньор Васко де Агилар вспомнит об обязательствах, кои накладывают на него его дворянское звание и благородное происхождение, что вспомнит и о тех сражениях, в каких бывали мы с ним вместе, и дрались плечом к плечу, и прикрывали друг другу спину; и что вернётся он, и выручит меня из плена. Но что слово проклятого брата Хоакина, этой твари с раздвоенным языком, оказалось для сеньора Васко де Агилара сильнее, чем слово крови и чести; Господь ему судия.
Что в первый день, а также и в день второй, кричал я и звал из своего колодца, надеясь привлечь к нему вероломного Васко де Агилара или кого-то из солдат, если те надумают вернуться и помочь мне, упомнив, что я всегда был милостив и мягок с ними. Однако никто из них не пришёл; и что тогда я стал кричать ещё громче, надеясь, что меня найдут индейцы, и помогут выбраться, или хотя бы умертвят меня из ненависти или из милосердия.
Что на исходе второго дня от непрестанных криков своих я потерял голос и более не мог звать на помощь. Что тогда же меня стали покидать и силы, так что почти всё время я проводил лёжа на земле лицом вниз, моля Господа о прощении. Что нога моя распухла и стала чернеть, и боль от неё была невыносимая.
И что мысль о медленной и мучительной гибели была мне так противна, что думал я наложить на себя руки, дабы избежать страдания. Что совершить это над собой я хотел каменным индейским ножом, какой нашёл среди костей и черепов на земле.
Но что в третью ночь, когда я оставил уже всякую надежду на спасение, произошло странное событие, не позволившее привести мои греховные намерения в исполнение.
«« ||
»» [186 из
241]