Дмитрий Глуховский - Сумерки
В тот вечер я впервые за последние годы сильно напился. Бутылка шотландского виски, припасённого мной для особых случаев, оказалась как нельзя кстати. Только опустошив её наполовину, я набрался довольно храбрости, чтобы заглянуть в портфель убитого.
Достал оттуда заветные листы, а прочее спустил в мусоропровод, пьяно умоляя обречённую на скитания душу майора простить меня за произошедшее. О том, что я оставляю улики, делающие меня главным подозреваемым в устранении Набатчикова, я не думал.
Да и не всё ли равно, когда Вселенная катится в тартарары…
Потом ещё, кажется, долго рыдал, кричал что-то гневное в окно, грозил хмурому и безмолвному небу, запивал виски шампанским… Но листы дневника и сделанную часть перевода трогать не посмел. Наконец, забылся сном, лёжа на полу в ванной, где меня до этого тошнило.
Очнулся я оттого, что кто-то лизал мне руку. Еле подняв опухшие веки, попытался унять спазмы в желудке. Подполз к краю ванны и минут пять плескал себе в лицо холодной водой, пока не смог хоть немного соображать.
И только тогда обернулся.
Посередине комнаты, приветливо стуча по полу хвостом, сидела моя собака. Следовательно, я всё ещё спал. Однако, какое достоверное похмелье! Всё как в жизни, даже вестибулярный аппарат пошаливает, когда пробуешь подняться на ноги.
Собака пребывала в явной ажитации: нетерпеливо поскуливала, порывалась вскочить и броситься ко мне, но ждала, пока я обращу на неё внимание.
И лишь после того, как я ласково потрепал её загривок, она перестала себя сдерживать и, подскочив, исхитрилась лизнуть меня в нос. Потом, выбежав в прихожую, вернулась с поводком в зубах. Точно, сон, причём по обычному сценарию; слава богам, а то после свидания с Набатчиковым на бульварах я уже окончательно решил, что просто нахожусь в горячечном бреду.
Выходить из дому я больше определённо не хотел. Но собака звала меня на улицу так настойчиво, что мне пришлось уступить.
«« ||
»» [200 из
241]