Дмитрий Глуховский - Сумерки
Весь известный мне мир словно нёс на себе отпечаток личности этого загадочного старика.
Я мог бы сказать, что в тот момент, когда я окончательно понял, что он мне не лгал и не заблуждался, в моём мозгу - а мне всё же было привычнее и уютнее считать его своим - стали разворачиваться грандиозные процессы, по масштабам не уступающие образованию и крушению целых галактик.
Ведь я переосмысливал и заново созидал для себя картину мира, в то время, как старая, теряя форму и содержание, рассыпалась и развеивалась по ветру, будто высохшая песочная скульптура.
Но всё было иначе. Я просто поверил в эту возможность.
В двадцатый век, век триумфа симбиоза науки и техники, восславленного материалистической пропагандой, религиозные и мистические догмы, полагающие возможность тонких сфер мироздания, сильно сдали свои позиции.
И, однако же, до сих пор любой человек в той или иной степени готов допустить, что всё, что он видит вокруг себя, существует лишь постольку поскольку существует он сам, могущий эту реальность (если тут вообще уместно говорить о реальности) воспринимать. Число философов, сделавших себе имя на этой изящной умственной конструкции,
пропорционально её недоказуемости и соблазнительности.
Но если принять допущение, что весь окружающий мир находится в нашей голове, что мешает сделать ещё один шаг
вперёд и примириться с чуть более смелым предположением - что, если голова эта не наша, а чужая?
Религиозные вольнодумцы - в особенности, придерживающиеся восточных верований, не исключают, что вместилище мироздания - некое великое, всеобъемлющее божественное сознание. Тут вполне может сказываться присущая человеку гордыня: собственным эгоцентризмом он согласен поступиться, только если таким образом приобщится к чему-то невыразимо более могучему, прекрасному и величественному, чем он сам.
«« ||
»» [221 из
241]