Дмитрий Глуховский - Сумерки
Не поздно - сделать что? Спасти его? Как?
- Я вижу, вы уже начинаете соображать, что к чему… - отметил наблюдавший за моими колебаниями старик. - Это очень важно - ведь вам придётся не только прочесть мне последние главы книги, но и истолковать их. Позвольте, я расскажу вам, что произошло до того, как я попал в эту палату. Быть может, это поспособствует… Всё началось полтора месяца назад. Мигрени, головокружения… Не сосуды ли пошаливают, подумал я? Сидишь у врача, описываешь симптомы, думаешь, что тебе пропишут таблетки и рекомендуют воздержаться от нагрузок, а вместо этого тебя направляют на рентген и биопсию. Ты смотришь на доктора, как побитый пёс и жалко виляешь хвостом: мол, доктор, но ведь это же ничего серьёзного, да? А он строго отвечает, что с анализами лучше не затягивать. Нет ничего хуже нескольких дней, которые проходят с момента этой процедуры и до мига, когда ты звонишь, чтобы узнать результаты. Ты терзаешься поочерёдно то отчаянием, то надеждой. Убеждаешь себя, что всё хорошо, и находишь в медицинской энциклопедии с десяток доказательств этому. Снова, поддавшись мнительности, загнанно мечешься, и коварная энциклопедия уже предсказывает тебе самое страшное. Не желая зря пугать родных и смущать друзей, хранишь это в секрете, хотя так хочется рассказать кому-нибудь, потому что эта тайна жжёт и жжёт тебя изнутри. А когда в трубке говорят «Злокачественная опухоль мозга», ты превращаешься в ходячего мертвеца. О покойниках - либо хорошо, либо ничего. Поэтому узнавшие о твоём заболевании родственники - да, слово «рак» тут же становится табу, и это можно называть только «заболеванием», словно это увеличивает шансы на спасение - больше с тобой не ругаются, а только стараются развеселить тебя, отвлечь от мрачных мыслей. Но ангел смерти уже поцеловал тебя в лоб, заявляя свои права, и печать от его губ видна живым.
Веселье делается принуждённым, улыбки - приторными, голоса - неестественно ласковыми, а люди не хотят долго находиться рядом с тобой.
Да ты и сам чувствуешь себя прокажённым, начинаешь избегать друзей, чтобы не обременять их собой. Знаете, как слоны, когда предчувствуют скорую гибель, покидают стадо, уходят в особые места, и там испускают дух. Майя не раз выручали меня. После того, как умерла моя жена, я почти с головой ушёл в работу. У индейцев я нашёл и моё последнее пристанище, когда узнал, насколько тяжело болен. Оставшиеся до операции недели я решил целиком посвятить делу моей жизни.
И попал в эту дьявольскую ловушку, оказался внутри морфинового сейфа с кодовым замком, ключа от которого у меня нет.
- И вы считаете, что найденная вами книга, этот дневник воображаемого конкистадора, и есть тот ключ, который поможет вам спастись отсюда? Я должен объяснить вам, в чём скрытый смысл послания?
- Я не знаю точно, поможет ли он мне освободиться. Но прочесть и осознать послание - это то, для чего я оказался в этом мире.
И то, для чего я вызвал к жизни вас.
- Эти землетрясения… Это эхо вашей боли?
- Да. Но боли не только физической. Это ещё и страх смерти, и отчаяние. Когда диагноз не оставляет тебе надежды, а лечащий врач говорит, что операцию делать не стоит, потому ты можешь её не перенести, и что химиотерапия лишь усугубит твои страдания, наступает новый этап. Ты говоришь себе: если самонадеянная современная медицина не в силах справиться с этой напастью, это ещё не значит, что всё потеряно. Есть ещё чудодейственные лекарства из акульего хряща и женьшеня, и экстрасенсы, и очищающие медитации. Но колени дрожат всё сильнее и, не зная, на что опереться, ты становишься набожным, хоть и плевал в молодости на образа. Просовываешь крупные купюры в щели гремящих мелочью жестяных церковных копилок, истово крестишься на закопченные иконы, с рвением раскаявшегося грешника набиваешь на лбу шишки, кладя поклоны, и втайне надеешься, что в небесной бухгалтерской ведомости вот-вот сведут баланс. Но Господь уже расположил, и в Книге Живых на будущий год твоё имя не прописано.
«« ||
»» [225 из
241]