Дмитрий Глуховский - Сумерки
Приблизившись к самому карнизу, я свесил ноги вниз и обратил лицо на восток.
Верно, было уже около полудня, но горизонт оставался также пуст и черен, как в безлунную ночь.
Дождусь ли я восхода? Должно быть, для юкатанских индейцев, в конце каждого полувекового цикла так же нетерпеливо дожидавшихся появления на небе ослабевшего Ах Кинчила, каждая секунда многократно удлинялась, делая ожидание бесконечным.
Я знаю, что конец неотвратим. Мне были все знамения Армагеддона, и я уверен, что правильно истолковал их.
И остается только дождаться последнего, заключительного удара, который уронит небеса на землю и сотрёт в пыль всех людей до последнего, и все, созданное ими, и саму память о них, и остановит время.
Я знаю, что умирающий Бог, отчаянно борющийся с пожирающим его недугом, обречен. Что из объятий Морфея можно освободиться, но морфий никогда не разожмет своих и не отпустит Кнорозова. Что я, картонный статист его видений, вместе со всей окружающей Вселенной замурованный в одиночке его сознания, сгину в тот же миг, как умиротворенно разгладятся морщины на его лбу и кривая его кардиограммы.
Я знаю, что Апокалипсис этот пройдет незамеченным. Сколько таких невообразимо богатых, увлекательных, бескрайних Вселенных рождается и гибнет каждый день, так и не найдя своих летописцев, оставляя о себе память лишь в статистических сводках да на могильных камнях, где головокружительная человеческая жизнь, всех граней которых он не постиг и не упомнил сам, сожмется до двух сухих дат.
Человек смертен.
Но почему тогда все еще я сижу на крыше старого арбатского дома, сижу уже столько часов, что мне хватило времени записать всю эту историю, и все вглядываюсь, до боли в глазах вглядываюсь вдаль, за горизонт, бесконечно ожидая, что светило еще взойдет над землей и рассеет мертвенную тьму?
Не потому ли, что человеку, приходящему в мир на срок лишь немного больший чем тот, что отведен бабочке-однодневке, дано схожее с ней утешение: легкомыслие и неведение. Эта нелепая иллюзия бессмертия - все, что ему было дано взамен отнятой вечной жизни в райских кущах, и отнять у него ее невозможно. Как невозможно истребить надежду, прорастающую вопреки всему и в самой засушливой душе.
«« ||
»» [240 из
241]