Дмитрий Глуховский - Метро 2033
Потом он вспомнил про то отвращение и страх, которые ему стала внушать станция, когда дурман рассеялся. И у него зародилось сомнение, что эти чувства тоже принадлежали ему. Может быть, точно так же, как до этого он передал им восхищение и стремление задержаться на станции подольше, «муравьиный лев» заставил их почувствовать неодолимое желание бежать оттуда сломя голову, когда они причинили ему боль?
Какие чувства вообще принадлежали ему самому и зарождались в его голове? Отпустило ли создание его разум сейчас, или это оно продолжает диктовать ему мысли и внушать переживания? В какой момент он подпал под его гипнотическое влияние? Да чего уж там, был ли он хоть когда-либо свободен в своем выборе? И вообще, мог ли его выбор быть свободным? Артему снова вспомнилась беседа с двумя странными жителями Полянки.
Он оглянулся назад: в двух шагах за ним шел Антон. Он больше не приставал ни к кому с вопросами, что стало с его сыном: кто-то бросил ему ответ. Лицо его застыло и омертвело, а взгляд был обращен внутрь себя. Понимал ли Антон, что они были всего в шаге от спасения мальчика? Что его смерть стала нелепой случайностью? Но именно она спасла жизнь остальным. Случайность или жертва? – Вы знаете, мы ведь все, наверное, только благодаря Олегу спаслись. Это из-за него вы… очнулись, – не уточняя, как именно это случилось, сказал он Антону. – Да, – безразлично согласился тот. – Он нам сказал, что вы в ракетных войсках служили, на стратегических комплексах, да? – Тактических, – поправил его Антон. – «Точка», «Искандер». Меня перевели почти сразу. – А системы залпового огня? «Смерч», «Ураган»? – чуть задержавшись, спросил сталкер, подслушавший их разговор. – Тоже могу. Я раньше всем интересовался, все хотел попробовать. Пока не увидел сам, к чему это приводит.
В его голосе не было ни малейших признаков заинтересованности, как не было и обеспокоенности по поводу того, что оберегаемый им секрет стал известен посторонним. Отвечал он коротко, механически. Мельник, довольно кивнув, снова оторвался от них, уйдя вперед. – Нам очень нужна ваша помощь, – осторожно, пробуя почву, сказал Артем. – Понимаете, у нас на ВДНХ происходят страшные вещи… – начал он.
И сразу же осекся: после всего, виденного им за последние сутки то, что происходило на ВДНХ уже не так пугало его, не казалось чем-то исключительным, способным сломить метро и окончательно истребить человека. С этой мыслью он справился, напомнив себе, что она может быть и не его, а опять – навязанной извне. – Там у нас с поверхности внутрь проникают такие твари… – продолжил он, собравшись.
Но Антон жестом остановил его. – Просто скажи, что сделать надо, я сделаю, – бесцветно произнес он. – У меня теперь время есть… Как я домой вернусь без сына?
Артем суетливо кивнул и отошел от дозорного, оставив его наедине с самим собой. Чувствовал он себя сейчас погано: вымогать помощь у человека, который только что лишился ребенка? По его, Артема, вине лишился…
Он снова нагнал сталкера. Тот явно пришел в хорошее расположение духа: оторвавшись от растянувшегося цепочкой отряда, он напевал себе что-то под нос, и увидев Артема, улыбнулся ему. Прислушавшись к мелодии, которую он пытался воспроизвести, Артем узнал ту самую песню про священную войну, которую все пели на крыше состава. – Знаете, я сначала решил, что это – про нашу войну с черными песня, – поделился он. – А потом понял, что она про фашистов.
Это кто сочинил – коммунисты с Красной линии? – Этой песне лет сто уже, если не сто пятьдесят, – покачал головой Мельник. – Ее сначала для одной войны сочинили, потом под другую приспособили. Она тем и хороша, что под любую войну подходит. Сколько человек будет жить, всегда будет мнить себя силой света, а врагов считать тьмой. И думать так будут по обе стороны фронта, добавил про себя Артем. Значит ли это? – его мысль снова метнулась к черным.
Может ли это значить, что для них совершенным злом и тьмой являются обычные люди? Артем спохватился и запретил себе думать о черных, как об обычных противниках. Стоит только приотворить им дверь сочувствия, и их уже ничем не сдержишь… – Вот ты про эту песню заговорил, что она на все времена, – неожиданно произнес Мельник, – и мне что в голову пришло. У нас такая страна… Что в ней, по большому счету все времена одинаковы. Такие люди…
«« ||
»» [209 из
234]