Андрей Гребенщиков - Ниже ада
Картинки проносились перед взором в безумном калейдоскопе, мгновенно сменяя друг друга: прыгающие на Живчика волколаки, гигантский властелин неба с нелепым прозвищем «дятел», остовы сгоревших в ядерном пожаре «дрезин», котлован, ведущий к «распечатанному» подземелью, стреляющий в Свету блондин… Коварная гарпия, ужасающий Князь Тишины, сумасшедший Дядюшка Айк, невообразимый Уроборос – они возникали на миг и тут же исчезали в неведомых уголках памяти. И только жертвенный алтарь из причудливых снов пылал негасимым огнем… Он манил, звал, не давал покоя.
Из небытия во всех деталях возник недавний разговор, видимый отстраненно, будто со стороны.
– Возле Пояса Щорса, – начал Иван, – у меня было очень странное видение… Там я услышал про Алтарь для героя. Мне кажется, это что то смутно знакомое…
– Твой дед рассказывал нам про него, но тогда ты был совсем еще маленьким и вряд ли можешь что нибудь помнить.
– А ты?
Живчик нахмурился:
– Тогда слово «аллегория» было мне неизвестно, но Алтарь всегда казался именно аллегорией. Чем то не существующим на самом деле, просто символом.
Старший Мальгин был верующим человеком. Религия на Ботанике запрещена издавна, ты знаешь, но с твоим дедом никто из большевиков предпочитал не связываться, тем более мой отец, всегда уважавший его – правда, совсем за другие качества. Так вот, понятие «искупление» в его речах звучало не раз и не два, потому Алтарь все считали его идеей фикс.
– Так что за Алтарь то? – не выдержал Иван.
– Будешь перебивать, вообще ничего рассказывать не буду. – Костя сделал вид, что обиделся. – Он утверждал, что у каждой эпохи, у каждого народа есть свой герой – человек с чистой душой. Он принимает на себя грехи других, всходит на Алтарь и приносит себя в жертву во спасение всех остальных – и праведных, и подлых, без разбора. Такие жертвенные спасители были во все времена – твой дед смеялся, что даже коммунисты со своим выдуманным Матросовым не остались в стороне от этой идеи.
«« ||
»» [174 из
346]