Андрей Гребенщиков - Ниже ада
wap.Amobile.ru - Популярная Мобильная Библиотека
Сознание мутилось, а тело не слушалось. Хотелось умереть прямо здесь. Ничего не видеть и не слышать, не чувствовать и не думать. Лишь бы не быть, не ощущать укоризненного молчания каменных истуканов… Они приближались… со всех сторон… они искали, они охотились, им нужна была жертва. Живая. Он .
Следующие три статуи он расстрелял издалека – истратил кучу патронов, но проложил себе безопасный путь. Хрупкие создания разлетались под пулями каменной крошкой и исчезали в непроглядной, медленно оседающей пыли. На четвертой статуе пистолет лишь издал металлический «клац» и замолчал. Обойма была безнадежно пуста.
Превозмогая себя и не отрывая напряженного взгляда от невзрачной, невысокой фигуры, Иван вновь пробирался «по стеночке». Вблизи тщедушная фигура оказалась стариком в ободранной, превратившейся в хлам одежде – длинном дырявом балахоне, оканчивавшемся внушительным капюшоном, полностью скрывающим лицо. Непонятно было, есть ли хоть что нибудь за кромешной темнотой. Дозорный не знал, почему решил, что перед ним именно старик, – возможно потому, что тот держал в руках кривой толстый посох, больше подобающий пожилым людям.
В лучах аварийного освещения казалось, что длинный, свободный плащ постоянно находится в движении, колеблется на несуществующем ветру. А бесформенный провал капюшона – неотрывно следит за Иваном, незаметно поворачиваясь ему вслед.
Окончательно нервы измученного Мальгина сдали, когда дорогу перегородили сразу пять или шесть истуканов, наряженных в одежду простых караванщиков, причем подземных. Гражданская одежда и никакой защиты, лишь неизменные противогазы на лицах. Они смотрели и ждали…
Иван сел на холодный пол и заплакал без слез. Опустошенные глаза больше не рождали соленую влагу, и от этого было только тяжелей. Его грудь содрогалась, а все тело била жестокая дрожь. Сил не оставалось совсем. Ни надежды, ни желания бороться, ни че го. Пустота, которая победила.
Но он все же встал и, не чувствуя рук и ног, да и вообще самого себя, прошел, продрался сквозь плотно сомкнутые ряды страшных созданий. Они хватали его, цеплялись мертвыми пальцами и рассыпались в прах. А Иван шел – это был его последний бросок, за которым либо смерть и забытье, либо…
Мерцание участилось, и освещение уподобилось стробоскопу. Вспышки режущего красного цвета становились все ярче и сменяли друг друга со все нарастающей скоростью. Рябь во вновь зрячих глазах стала невыносимой, и Ваня прикрыл их. Однако темноты не было: стены вокруг исчезли, и юноша оказался посреди освещенной мягким и ласкающим солнцем лужайки. Он сидел в деревянной беседке, столько раз виденной на старой, утерявшей цвет фотографии, а напротив него… дед, улыбающийся и спокойный. Только Иван все равно почувствовал его тревогу.
– Я буду с тобой в этот час, – сказал дед. Немного печально, но чувствовалась в голосе и упрямая решительность, и уверенность готового ко всему человека. Отвага обреченного.
«« ||
»» [177 из
346]